Снегопад усилился, когда Леонард свернул на разбитую дорогу, ведущую к маленькому красному деревянному домику. Циркач выключил двигатель и остался сидеть в машине. Город утопал во тьме и слякоти, но здесь, на небольшом расстоянии от центра, снег не растаял, а так и лежал. Деревья словно были покрашены двойной кистью, сверху белым, а внизу — темно-зеленым, а сутулые плечи елки напомнили ему о дочери. У нее тоже наступило зимнее истощение.

   Конечно, Маргарет не нравилось жить с отцом здесь. Она ведь родилась в кипящем жизнью прибрежном городе, всего лишь на расстоянии небольшой поездки на поезде до Лондона и континента. Ей было двенадцать: на три пятых ребенок и на две пятых взрослый. Леонард всегда общался с ней по-норвежски, поэтому она говорила на нем как на родном. Но страна была чужая, и тело девочки тоже стало ей чужим. Она уже успела угодить в конфликтную ситуацию — какой-то мальчик в школе что-то сказал про ее попу. Расколов сначала половину поленницы дров, Леонард решил поступить по-взрослому. Он позвонил матери того мальчика и пригласил их на обед.

   В прихожей он услышал треск камина и учуял запах подгоревшего молока.

   — Маргарет! Тебе завтра в школу. Ты давно должна быть в постели. Что я говорил насчет того, чтобы ты не зажигала камин, когда меня нет дома? Почему ты не пользуешься печами, которые я купил? Они тут не для красоты стоят.

   Половые доски в гостиной скрипнули, и открылась старая деревянная дверь. Там стояла дочь. Волосы, на этот раз бело-зеленые, взъерошены, косая челка прикрывает один глаз. Маргарет зажмурила второй, словно уснула. Старый вязаный свитер доставал ей до голых коленей. В руках она держала Долли, их кошку.

   — Тебе привет от мамы, — произнесла она.

   — Вот как? Что она сказала?

   — Что любит нас.

   — Тогда все правильно.

   — Еще она сказала, что мы слишком далеко. И что она хочет, чтобы мы вернулись.

   Он почувствовал резь в солнечном сплетении.

   — Маргарет, — начал терпеливо объяснять Леонард. — Хорошо, что ты говоришь с мамой. Но она умерла, ты же помнишь об этом? Я думаю, она рада, что мы с тобой живем здесь. Что мы есть друг у друга.

   Маргарет выпустила кошку на пол, шагнула вперед и обняла отца за талию.

   — Я положила каши для домового, — продолжила она, и он рукой в татуировках погладил ее по волосам.

   — Тебе надо помыть голову, — сказал он. — И разве ты не слишком взрослая, чтобы кормить домовых? К тому же, я думаю, он давно уехал на Северный полюс. У него всего четыре недели отпуска после Рождества. Домовой — раб зарплаты, прямо как я.

   — Но он все равно ест кашу.

   — Это олени ее съедают. В лучшем случае. Или мыши. От которых мы все лето потом будем пытаться избавиться.

   Маргарет отстранилась от отца.

   — Можно мне поехать с тобой на работу? Тут ужасно скучно одной. Почему ты не научишь меня выдувать огонь?

   — Потому что это работа не для девочек. — Он вспомнил шефа с пятисотками. — Тебе нужно ходить в школу. Чтобы стать умнее, чем твой старый отец.

   Поцеловав дочку на ночь, Леонард выключил свет в гостиной. Языки пламени в камине превращались в языки дьявола в окне. Глотатель огня приложил раненую руку к холодному стеклу. Посмотрел на парившие за окном снежинки и соседнюю ферму, видневшуюся между деревьев. Здесь, в Сульру, никто не жил.