Но никто не мешает позаниматься не только с Джа-нан, но и с Хафизой, и, может быть, даже с Амиром!

Он сказал, что они будут друзьями… Странно набиваться в друзья к человеку, которого видишь второй раз! Что Амиру от нее нужно? После всего, что с нею приключилось, Злата почти не верила в добрые намерения окружающих. С Хафизой все ясно, она просто одинокая девушка, которой нужна подруга и власть в гареме, но что нужно этому странному мужчине, который зачем-то пробрался в гарем, рискуя жизнью? Вряд ли он пришел сюда, чтобы спасти ее, Злату, думать о таком просто глупо. И она не станет ни на кого надеяться, кроме себя самой.

Решено! Она попробует сбежать снова, и без чьей-либо поддержки. Амира она не знает, а Хафиза пока не решится ей помогать. Правда, немного совестно, если побег удастся: Злата ведь, получается, бросит новую подругу, оставит без поддержки и не сдержит обещания помочь. Но девушка утешила себя тем, что вернется сюда с представителями власти, мерзавца-хозяина арестуют, и все рабыни будут свободны.

Нужна ли свобода жене господина, она не знала, по ее мнению, Хафизе лучше будет без такого мужа.

Если бы у Тафари спросили, что такое любовь, он бы не ответил спрашивавшему. Не потому, что не знал, а потому, что отвечать на вопрос «что такое любовь?» не надо. Нужно просто промолчать, и все станет ясно. Или говорить до самой смерти, а столько слов и свободного времени у Тафари не было.

Тафари знал, что молчание равно бесконечному разговору, что в песках водятся ядовитые змеи, что медный кувшин ему, Тафари, нужно драить ровно два часа и четыре минуты, чтобы тот правильным блеском засиял. Все знал Тафари, но никто этого не замечал – чего ждать от огромного, добродушного и покладистого евнуха?

Вся жизнь Тафари проста и понятна. Он делал, что велели, он просыпался по утрам, ходил, ел и спал, он видел прекрасных одалисок и пышные покои, но все это будто проходило мимо, не задевая сознание. И когда в сердце Тафари появилась любовь, ему тоже показалось, что она была там всегда, просто он до поры до времени не замечал ее, занятый своими повседневными обязанностями, а теперь вдруг заметил.

Тафари не умел страдать и скучно ему никогда не было. Если бы его спросили, что такое скука, он бы не ответил не потому, что нужно смолчать, а потому, что не знал. Скука была для него пустым звуком, в простой жизни существовала своя наполненность каждого дня. День наполнен днем, что может быть проще? Тафари казалось странным, что никто не понимает такие несложные и правильные вещи.

А любовь… Она была.

В тот день его позвала Джанан. Тафари не боялся катибе-уста, он вообще никого не боялся, но в ее присутствии ему делалось неуютно. Она не могла причинить ему вред, Тафари никто не смог бы навредить, но говорить с ней было менее приятно, чем исполнять другие обязанности. Говорить и улыбаться катибе-уста Джанан было тяжелой обязанностью, вроде как молоденьких девушек на порку вести.

Джанан возлежала у стола и пила кофе; запах напитка защекотал ноздри Тафари. Ему нравился этот запах, но евнух предпочел бы вкушать его в другом месте.

– Подойди, – велела женщина, и Тафари послушно приблизился. – Ты теперь не охраняешь новую наложницу, как тебе велели.

– Да, госпожа. – Тафари не понимал, зачем констатировать очевидное. Ему велели больше не охранять дверь в покои Златы – чего тут непонятного?

– Но ты подружился с наложницей?

– Не знаю, госпожа.

Тафари и правда не знал. Дружба была делом посложнее, чем любовь. Если бы Тафари хоть раз сходил вместе со Златой на льва, да и то в той, прошлой жизни, он бы сразу сказал, друг она ему или нет. А так…

– Ты должен подружиться с ней, – велела катибе-уста, придирчиво выбирая персик.