– Лично я вас никуда не втягиваю, – отвечал Девяткин. – Вы исполняете гражданский долг. А у вашего супруга случайно брата нет? Один мой знакомый очень на него похож.

– Только сестра. Она давно скончалась.

Девяткин уже не слушал Волгину, он думал о другом.

С утра довелось побывать на аэродроме, где Панову видели последний раз. Родстер БМВ жарился под солнечными лучами на служебной стоянке с внешней стороны забора. Майор побеседовал с председателем клуба «Крылья», руководителем полетов и начальником диспетчерской службы. Панову не видели нигде, она как сквозь землю провалилась или на небо взлетела. Но, как ни крути, выходило, что субботним вечером от полосы аэродрома оторвался только один самолет, Тобаго, борт ТМ – 057, совершавший тренировочный полет. За штурвалом опытный летчик Леонид Зубов. Больше в машине никого не было.

«Пока волноваться не следует», – завершил свой рассказ руководитель полетов Прохоренков и тяжело вздохнул. Он отвел в сторону взгляд, не хотелось, чтобы этот мент видел его красные глаза. Прохоренков не спал ни часа и осип, переругиваясь с наземной службой волгоградского аэродрома. Девяткин кивнул, решив, что волноваться надо было еще вчера, когда потеряли борт, а сегодня самое время махнуть двести за помин души летчика Зубова. И Лены Пановой, которая, весьма вероятно, находилась вместе с ним в кабине. Возможно, старый воздушный волк решил показать высший пилотаж, повыделываться перед девчонкой, заложил мертвую петлю или штопор, из которого не смог вывезли машину. Поэтому даже сигнала СОС не успел передать. Тобаго рухнул на землю и сгорел за четверть часа.

В аэроклубе «Крылья» Девяткин столкнулся с инструктором Васей Анисимовым, с этим парнем Панова должна была встретиться здесь, на этом самом месте, субботним вечером. Но Анисимов, по его словам, не дождался женщины. В записке написал, что еще вернется, но не вернулся и книжки не оставил, забыл. При осмотре комнаты отдыха аэроклуба, между подушками кожаного дивана, обнаружили редакционное удостоверение Пановой и шариковую ручку с логотипом газеты, где она работает. То бишь работала, – поправил себя Девяткин. Теперь об этой женщине уместно говорить в прошедшем времени.

Удостоверение и ручка… На такие сюрпризы Девяткин не рассчитывал. Документ Панова показала охране, уходя со службы субботним вечером. М-да, это наводит на размышление… Точнее, выводы, неоспоримые и однозначные, напрашиваются сами. Перед полетом Зубов с Пановой покувыркались на этом диване, только потом залезли в кабину легкого самолета. Плотская любовь, ночной полет, близкие звезды и все такое. А этот Зубов, надо отдать ему должное, конченый романтик. То есть, был романтиком.

«Заприте комнату отдыха, – сказал Девяткин начальнику летной школы Сазонову. – Чтобы даже мышь туда не пролезла. Сегодня приедут эксперты-криминалисты, осмотрят помещение. Может, чего еще найдут». «А чего тут искать? – Сазонов вытирал со лба пот, катившийся градом. – Господи… Все на виду. Диван, стулья». «Может быть, они пятна найдут», – пояснил Девяткин. «Какие еще пятна?» – глаза Сазонова остекленели от напряжения, он подумал, что после этого ЧП в начальственном кресле ему не усидеть.

«Пятна крови или спермы», – раздраженно ответил Девяткин и заспешил к выходу. Шагая к воротам, он думал, что этот Сазонов уже намочил тряпку и затирает пятна на кожаном диване. С девчонками не один покойный Зубов любил развлекаться. И Сазонов, как пить дать, специалист по этой части, – сразу видно.

– Больше никаких фактов, относящихся к делу, не вспомнили?

– Моя сестра говорила, что к ней захаживает одна молодая женщина.