– Есть подозрения, но нет доказательств. – Заместитель начальника штаба опустил голову. – Была надежда, что ты хоть что-нибудь обнаружишь.

– Там все сгорело, – майор пожал плечами. – Колонну снесли фугасами, потом добили из гранатометов. В долине мы нашли несколько трупов, но кроме того, что это духи, сказать нечего. Еще там троих привязали к дереву и подорвали… Никаких бумаг при них не было.

– Жаль…

– Мы все осмотрели, по сантиметру. Кроме брошюрок на арабском и удостоверений шариатской гвардии – ничего.

– Удалось выяснить, куда ушли нападавшие?

– Вероятнее всего, дальше в горы. На юго-запад. Но это не точно. Могли сделать крюк и вернуться в Ингушетию…

– А если предположить, что это такие же бандиты?

– У меня нет ответа. Слишком все странно.

– Да уж. – Генерал-майор окутался клубами дыма. – Ладно, иди отдыхай…

Двенадцатого августа он приехал к отцовскому другу в Мытищи, двадцатого сдал документы в приемную комиссию, а пятнадцатого уже знал, что получил два балла за сочинение.

Денег, чтобы оплачивать учебу на коммерческом отделении, у Ахсарбека не было. Болоевы принадлежали к тем многим тысячам осетинских семей, что не имели влиятельных и богатых родственников, и жили, как живут миллионы таких же граждан России, – работали на заводах и в школах, ездили на стареньких «жигулях» или «москвичах», никогда не бывали в казино и элитных ресторанах, а толстые пачки долларов видели только по телевизору.

Ахсарбек прошелся по платформе в ожидании электрички, с интересом оглядываясь по сторонам. Все свободное от поездок в институт время он просидел на квартире у отцовского знакомого, не выходя на улицу, дабы не быть задержанным патрульными. Милиционеры азартно отлавливали на улицах всех, кто имел «подозрительные» форму носа или цвет кожи, препровождали в отделение, а там сначала били, потом вымогали деньги за отсутствие в паспорте штампа о регистрации. Наученный горьким опытом друг семьи Болоевых, работавший ведущим инженером на обувной фабрике, запретил Ахсарбеку выходить из помещения на свежий воздух. В институт его отвозили на машине и так же доставляли обратно.

Восемнадцатилетний осетин, проживший три года в лагере для беженцев, и сам не хотел никаких неприятностей. Он слишком хорошо знал, чем заканчивается для представителя «кавказской» национальности конфликт с любой властной структурой…

Из припаркованной возле ларьков машины выбрались двое и направились к невысокому худому пареньку с синей спортивной сумкой на плече.

– Документы, – негромко приказал сотрудник четвертого отдела РУБОП Сергей Маргиянов.

Ахсарбек испуганно обернулся и полез за паспортом.

Напарник Маргиянова Александр Рудин встал у Болоева за спиной.

– Ага, черножопый! – удовлетворенно констатировал Сергей. – В машину!

– Но… – запротестовал Ахсарбек. – Вот же билет. Я уезжаю сегодня…

– А он оптимист! – заржал Рудин и заломил Болоеву руку. – Быстро в машину!

Стоящие на платформе люди индифферентно отвернулись. Кому какое дело, когда доблестные стражи порядка задерживают изрядно надоевшее всем «лицо нерусской национальности».

Маргиянов сорвал с плеча Ахсарбека сумку и бросил в багажник. Затем повернулся и коротко, без замаха ударил юношу в живот. Осетин согнулся, и его сноровисто втолкнули в салон. Маргиянов прыгнул за руль, Рудин уселся на заднее сиденье и упер Болоеву в бок ствол пистолета.

«Жигули» развернулись, проехали через площадь и затормозили у автобусной остановки, где двое широкоплечих парней отоваривались пивом в ларьке.