Небо, еще ночью ясное, затянули тяжелые серые облака, начал накрапывать дождь. Ранний подъем дался тяжело всем, кроме байора Домаша. Когда мы с Домино спустились в зал, Домаш стоял у стойки и любезничал с грудастой трактирщицей. Наш роздольский друг был будто сделан из легированной стали. Зато Ганель был бледен, и в глазах его застыла тоска. Я видел, что Домино не выспалась, да и сам с удовольствием поспал бы еще часа три, но времени у нас не было — пока мы не доберемся до Эшевена, я не мог чувствовать себя спокойным. У меня было какое-то дурное предчувствие, и оно оправдалось.
Мы уже заканчивали завтрак в общем зале таверны, когда прибежал встревоженный Джарем, посланный подготовить наших лошадей.
— Милорд, сюда едут какие-то вооруженные люди, — выпалил он. — И их много.
— Что за беда! — хмыкнул Домаш, с аппетитом доедавший свиную котлету. — Просто путники. Или караван купеческий.
— А если не просто? — Я встал из-за стола, взял с лавки перевязь с мечом. — Я пойду, посмотрю.
— Я с тобой, — отозвалась Домино.
Нет, это не простые путники, подумал я, глядя на дюжину всадников, приближавшихся к корчме по слякотному тракту. И не купцы. Рожи откровенно бандитские, снаряжение неплохое — почти все в доспехах, стальных или кожаных шлемах, кольчугах или куртках-клепанках, — вооружены до зубов, и лошади у них приличные. Попоны, табарды и щиты без гербов: значит, это не воины местного лорда. Похожи на наемников. Увидев нас, они продолжали ехать все так же неторопливо, уверенно и вальяжно, пока не въехали во двор корчмы и не встали полукольцом, оставаясь в седлах. Одетый в темно-вишневую клепаную кожу парень лет двадцати пяти верхом на отличном белом жеребце подъехал прямо к крыльцу и остановился в паре метров от меня.
— Дом, добрый дом! — воскликнул молодец, глядя на меня насмешливо и нагло. — И поглянь-ка, уже встречают нас.
Я выдержал его взгляд, и насмешливые огоньки в выпуклых голубых глазах наглеца погасли.
— Знатные птицы в этой глухосрани летают, как я погляну, — сказал он, скривив рот.
Похоже, он в этой ватаге был командиром. Примечательный малый — рослый, славянского типа блондин с щегольской волнистой челкой, лихо ниспадавший из-под бобровой шапки на левую сторону лба. Прилично одет, да и меч у него на поясе был не из дешевых. Но далеко не романтический принц: испитость и потасканность наложили хорошо читаемые следы на его физиономию. И еще, мне очень не понравился взгляд, который блондин бросил на Домино.
— Кто вы? — спросил я.
— Люди, — сказал блондин, ухмыляясь. — Бедные паломники, ищущие прощения грехов своих.
Его люди дружно загоготали. У меня больше не осталось сомнений, что мы имеем дело с бандитами.
— Милорд фламеньер велел тебе представиться, — бросил из-за моей спины Домаш. — Или простой вопрос тебе надобно дважды задавать?
— Твоя милость фламеньер? — Блондин прищурился.
— Я Эвальд, маркиз де Квинси, фламеньер и посланник императора Алерия, — представился я, положив руки на пояс.
— Ого, фламеньер значица! — Волнистая челка отвесила мне издевательский поклон, его спутники вновь засмеялись. — Мое почтение твоей милости. Прошу простить покорно нас, худородных, за вторжение. Не соблаговолите ли разрешить нам, убогим и недостойным, побыть тут малехо?
— Это корчма, а не мой замок, — ответил я сухо. — Тем более что мы уезжаем.
— Покидаете нас? — Блондин наклонился в седле. — Лишаете своего высоко общества, ай-яй-яй! Грустно мне слышать сие. — Тут наглец перевел взгляд на Домаша. |