Изменить размер шрифта - +
Он принес мне лекарство, а заодно рассказал о новостях Эшевена.

— Прецептор попросил меня помочь разобраться с эшевенскими архивами, — заявил он. — Они нуждаются в кодификации. Его писцы, что один, что другой, настоящие олухи, безграмотные, зато важные и глупые, как биллафарские гуси. Я лишь мельком глянул, как они оформили свод капитуляриев прецептора за последний год — это безобразие! Коммендации вперемешку с указами, хронология не соблюдается. Руки им за это оторвать мало. Как вы себя чувствуете?

— Неплохо, благодарю, — я вылез из-под одеяла, сел на постели. — Я вполне готов к новым неприятностям.

— Отрадно это слышать…. Только бы лорд-прецептор не попросил меня еще и прекарные грамоты отредактировать! Могу себе представить, каков там слог!

— Иустин, — я впервые назвал профессора по имени, — вы даже не представляете, как я вам признателен. Я…

— Ах, пустое, шевалье! — Ганель махнул рукой. — Я делаю то, что на моем месте будет делать любой костоправ. Правда, как вы могли заметить, делаю это хорошо и с душой.

— Тем не менее, я едва не умер. Бесчеловечно было так поступать со мной только ради того, чтобы проверить мою лояльность императору.

— О-о, вы и понятия не имеете, как императоры Ростиана подчас изощрялись, чтобы испытать своих слуг! — Ганель уселся напротив меня. — Помнится, император Эйтан Пятый, правивший четыреста двадцать лет назад, велел своему первому министру убить собственную жену.

— И министр подчинился?

— Да, но после этого отомстил тирану — отравил его и привел к власти нового императора.

— Мерзкая история.

— Вы верите в судьбу, шевалье?

— Иногда верю, иногда — нет.

— Странный ответ. Я ведь понимаю, что вы хотите сказать — испытание неволей показалось вам жестоким. Если вас хотели использовать, то зачем нужно было так рисковать вашим здоровьем и жизнью, верно? Однако вы забываете, что сказано в Золотых Стихах: «На ком благоволение Мое, тот сохранит дыхание даже в пучине огненной».

— И это говорите вы, безбожник?

— Гм, — Ганель покраснел. — Меня обвинили в безбожии, но это не совсем справедливо. К тому же, понятие глубины веры весьма и весьма субъективно, вы не находите?

— Хватит об этом. Вы вылечили меня, а остальное неважно.

— Я старался. И не только из желания показать вам свое искусство. Скажу откровенно, шевалье, за эти два месяца я очень к вам привязался. Вы славный человек, мне давно не приходилось общаться с людьми, подобным вам. Вы сочетаете в себе качества истинного рыцаря с незаурядным умом, и вы умеете выслушивать других.

— Да, это есть, — я усмехнулся. — Вы ведь пришли ко мне не только затем, чтобы пожаловаться на прецептора и его архивы?

— Я ученый, как вы уже имели возможность заметить. И я очень не хочу, чтобы мне поручали разбирать все эти бесчисленные, пропыленные, пропахшие мышиным пометом тома и свитки. Да еще и безграмотно написанные, заметьте. Очень мало удовольствия в том, чтобы читать списки должников, прекарии, чиншевые отчеты, ведомости об уплате гафоля и тому подобный вздор. Не затем я покинул Рейвенор…

— Добрый вечер, шевалье! — Де Фанзак стоял в дверях, улыбаясь. — И вам, мэтр, доброго вечера.

Я кивнул, Ганель изобразил что-то вроде весьма неуклюжего книксена. Агент императора шагнул в комнату. За ним следовали два совсем юных пажа, и каждый держал в руках свернутую одежду.

— Это вам, — сказал де Фанзак.

Пажи немедленно положили свою ношу на стол, поклонились мне и вышли. Один из комплектов одежды был из сукна и черной кожи, усиленной сталью, кольчужной сеткой и заклепками.

Быстрый переход