Несмотря на успех государственного переворота, командиры-рабы воздержались от прямого овладения троном. Наиболее мудрые из них постарались найти компромисс, который бы придал их новоиспечённой власти видимость айюбидской легитимности. Разработанная ими схема обозначила важную веху в мусульманской истории, что было отмечено Ибн Вассилем, изумлённым свидетелем этого уникального события.

После убийства Тураншаха, — рассказывает он, — эмиры и мамлюки собрались у султанского дворца и решили привести к власти Шагарат-ад-дорр, жену айюбидского султана, которая стала царицей и султаншей. Она взяла в свои руки государственные дела и велела изготовить царскую печать со словами «Ум Халил» (мать Халила). Халил был её ребёнком, который умер в раннем возрасте. В пятницу во всех мечетях произнесли проповедь и молитву во славу Ум Халил, султанши Каира и всего Египта. Такое дело было невиданным в истории ислама.

Замещение Айюбидов мамлюками повлекло за собой крайнее ожесточение мусульманского мира по отношению к захватчикам. Потомки Саладина вели в этом плане более чем примирительную политику. Их слабеющая власть была уже не в состоянии противостоять опасностям, угрожавшим исламу, как с Востока, так и с Запада. Мамлюкская революция очень скоро стала средством военного, политического и религиозного возрождения.

Государственный переворот в Каире никоим образом не изменил судьбу короля Франции, по поводу которого ещё во время правления Тураншаха был заключён договор: Луи должен был быть освобождён при условии ухода всех франкских войск с территории Египта, в первую очередь из Дамьетты, и при уплате выкупа в миллион динаров. Через несколько дней после прихода к власти Ум Халил французский владыка был действительно отпущен. При этом участники переговоров с египетской стороны не преминули пожурить короля: «Как только такой мудрый человек как ты, находясь в здравом уме, мог подняться на корабль и отправиться в страну, населённую бесчисленным множеством мусульман? По нашему закону, человек, переплывший таким образом море, не может свидетельствовать в суде». — «И почему же?», — спросил король. — «Потому что он считается недееспособным».

Последний франкский воин покинул Египет в конце мая. Никогда больше западные чужеземцы не пытались захватить страну на Ниле. «Белокурая угроза» вскоре сменилась другой, более страшной опасностью, которую представляли собой потомки Чингиз-хана. После смерти великого завоевателя его империя была немного ослаблена из-за раздоров по поводу престолонаследия, и мусульманский Восток получил неожиданную передышку. Однако в 1251 году всадники степей вновь объединились под властью трёх братьев, внуков Чингиз-хана: Мунке, Хубилая и Хулагу. Первый считался неоспоримым властителем империи, имевшим своей столицей Каракорум в Монголии; второй правил в Пекине; третий, обосновавшийся в Персии, имел намерение завоевать весь мусульманский Восток вплоть до Средиземного моря и, может быть, до Нила. Хулагу был сложной личностью. Страстный поклонник философии и науки, предпочитавший общество образованных людей, он по ходу своих завоеваний превратился в свирепого зверя, жаждущего крови и разрушений. Не менее противоречивым было и его отношение к религии. Находясь под сильным воздействием христианства — его мать, его любимая жена и многие из его соратников были адептами несторианской церкви — он, тем не менее, никогда не отказывался от шаманизма, родной религии его народа.