Один из них, тот самый, черный, с тонированными окнами, который тогда чуть не сбил ее. Второй белого цвета, с окнами, закрашенными черной краской. За баранкой белого сидел Бернар, на водительском кресле черного — Сюзи.
— Что с ним? — спросила Дженн.
— Рана в живот, — ответил Джеми. — Тяжелая. В больницу его, естественно, везти нельзя.
— Врача уже вызвали, он будет в условленном месте, — сказал Марк.
Джеми покачал головой.
— Послушайте, что я вам скажу. Его нельзя шевелить. Если вы его повезете, он умрет.
— Но другого выхода нет, — бросил на него сердитый взгляд Марк. — Или ты хочешь войны? Хочешь, чтоб было, как в Белфасте во время большой заварухи, это когда еще мы с тобой не родились? Хочешь, чтоб танки давили невинных людей в пижамах?
— Все из-за этих ваших автоматов, — сказала Эрико, посмотрела направо, налево и кивнула Холгару. — Давай Дженн в одну из машин.
— А где Антонио? — спросила она.
— Я здесь, — тихо отозвался Антонио, когда Холгар наполовину внес, наполовину втащил ее в черный фургон с тонированными стеклами.
Внутри не было ни одного сиденья, пол был завален одеялами и оружием; здесь же стояла большая аптечка. Антонио взял сухое одеяло и бережно завернул в него Дженн. Рука ее жарко пылала, она с шумом втягивала в себя воздух при каждом вдохе.
— Bien, bien, mi amor, — сказал он, дрожащей рукой вытирая ей лоб и глядя на нее своими темными испанскими глазами. В них не было больше адского огня, он полностью владел собой. А возможно, страх изгнал из него прочь жажду крови.
— Я умираю? — спросила она.
— Нет, что ты, ни в коем случае, — разлепил он губы.
Он взял ее за руку и так крепко стиснул ее, что она сморщилась. Полузакрытыми глазами он изучал ее лицо, а ей казалось, что она ускользает куда-то все дальше и дальше, словно на лифте. Ей было очень холодно.
— Эй, а ты уже здесь, так быстро? — спросил Марк, сунув голову в фургон. — Осторожней с Лаки, — смущенно пробормотал он и направился к белому фургону.
Потом в фургон влезли отец Хуан, а за ним Холгар. Он задвинул дверцу, и машины тронулись с места. Прошло меньше минуты. Окна слегка просветлели, значит, скоро утро. Стараясь не стонать от боли, Дженн смотрела на Антонио, завернувшегося в одеяло с головой; он был похож на монаха, закрывшего голову капюшоном.
Холгар встал на коленки и выглянул в тонированное окно.
— Hold kaeft, — произнес он по-датски.
Преодолевая головокружение, превозмогая боль, Дженн даже негромко хрюкнула от смеха. По-датски это значит, примерно, «едрена мать»; Холгар давненько не употреблял этого выражения.
— Кругом солдаты, — объявил он остальным. — Вооружены до зубов.
— И полиция, — добавила сидящая за рулем Сюзи. — Так что, как видите, Марк был прав, — она прокашлялась, словно собиралась сменить тему. — Как поедем по главной дороге, смотрите на рекламные щиты.
Фургон трясся, не сбавляя скорости. У Дженн разболелась голова, ее тошнило. Антонио крепко держал ее за руку, очень крепко, словно не успокаивал, а старался как можно сильней прижать к полу. Из раны все еще текла кровь. Как это она выдерживает?
— Ja, вижу большие щиты, — сообщил Холгар. — Огромными буквами, какие-то лозунги. Вот на этом написано: «Друзья». Нарисованы мужчина и женщина с большими клыками, улыбаются, глядя на старушку с ребенком.
— А вон тот видишь? «Мир всем», — прочитал отец Хуан, вытянув шею. |