— Засудят, чего там, — утешает асессор, — ведь сроки настолько незначительны, что суд сразу утвердит, не сомневаюсь.

— С нами бы так не церемонились, товарищ, — говорит функционер КПГ Маттиз. — Нас бы послали на каторгу. И на самый долгий срок.

— Еще бы, — поддакивает новоиспеченный — милостью Манцова — рабочий городского садоводства Матц. — С крестьянами у них жила тонка. А вот с безработными…

— Меры наказания просто фантастические, — заявляет финансовый советник Берг. — Честно говоря, ведь если бы крестьяне захотели, то разделали бы полицию под орех.

— А Хеннинга искалечили. И вдобавок упрячут за решетку. Не повезло парню.

2

Два часа спустя советник юстиции Штрайтер направляется со Штуффом домой, в отель «Кап Аркона». Вслед за ними шагает Хеннинг, напропалую флиртуя с секретаршей своего защитника.

Великий берлинский адвокат еще не остыл от пыла, с которым произносил защитительную речь: — Вам действительно понравилось мое выступление, господин Штуфф? Очень понравилось, в самом деле?

— Бесподобно, господин советник! Просто блестяще! И как это вы доказали, что полиция, даже несмотря на возмущение публики, не имела права конфисковать знамя, а была обязана взять под защиту знаменосца… слов нет…

— Да, — говорит довольный собой адвокат, — бедняга прокурор: лучше ему не тягаться со мной по части решений имперского и административного судов, тут ему придется меньше спать. Немного найдется в Германии людей, так понаторевших в подобных вопросах, как я.

— Но какая же невероятная память нужна для этого, — восхищается Штуфф.

— Господи, конечно. Но прежде всего — трудолюбие, да… А как я им насчет незачехленной косы выдал? Разумеется, никому и в голову не пришло, что Хеннинг кровельными ножницами отрезал острие. Так что коса перестала быть косой!

— Ах, господин советник, вы же видели все иначе, не так, как я, но лицо прокурора…

— Бедняга! Что ж, ему здесь приходится иметь дело с провинциальными адвокатами, особенно он себя не утруждает…

— Одно плохо, господин советник: если приговор огласят сегодня, вся ваша прекрасная речь — коту под хвост.

— Каким образом? Почему вы так думаете, господин Штуфф?

— Потому, что здешние газеты тогда напечатают только приговор, а не речь защитника!

— Пожалуй, вы правы. Надо что-то сделать, чтобы приговор сегодня не состоялся.

— Может, вы заболеете?

— Нет, это неприлично, — возражает адвокат. — Хеннинг, мой мальчик, послушай-ка…

Он вынужден дважды окликнуть, прежде чем Хеннинг оторвался от своей дамы.

— Хеннинг, не смогли бы вы к вечеру изобразить нервное расстройство? — спрашивает Штуфф. — Понимаете, такое, чтобы его удостоверил врач, а я бы расписал в газете?

— К вечеру, сегодня? До приговора? Не-е: спасибо. Мы же вечером собирались хорошенько промочить горло. Кто знает, что будет завтра.

— Можешь напиться у себя в номере.

— Исключено! Говорю вам: исключено! Сегодня я еще покажусь народу, чтобы не думали, будто я сдрейфил.

Возле них внезапно появилась чья-то тень: — Извините, господа, моя фамилия Манцов, я член муниципалитета от демократов, председатель депутатского совета. Господин Штуфф знает меня.

— Знаю. Еще бы не знать.

— Господа, я застал вас на улице, но… мне хотелось бы еще до приговора… Дело вот в чем: однажды я уже попытался вступить с «Крестьянством» в переговоры по поводу бойкота.