Ощущение постоянной вины, вечного долга перед государством, стремление выполнить невыполнимые налоговые задания изнуряли, изматывали людей. Не было покоя измученной душе человека ни днем, ни ночью. «Жилось не просто. Больно уж налоги-то были велики. Подоходный налог — 600 рублей. Молоко — 200 литров, заем — 300 рублей, яйца — 75 штук, страховка — 700 рублей. Был сельхозналог — продукты за все, что выращивали в огороде: и зерном, и картошкой, и овощами. Да еще и трудповинность отрабатывали, обычно чистили тракт от снега. На уме днем и ночью было одно: как рассчитаться с государством. В долгу не оставались. Уполномоченные говорили нам, что трудности временные, что дальше будет лучше. Мы верили, надеялись. Работали с четырех часов утра до одиннадцати часов вечера, особенно летом» (М.С. Семенихина, 1909).

Многие горожане помнят изобилие городских рынков 30-40-х годов. Всего было много и все было очень дешево. Налоговое давление заставляло крестьян продавать все продукты, чтобы рассчитаться с государством. Пропасть в уровне жизни городского и сельского населения значительно расширилась тогда. Вот как одна старая крестьянка вспоминает те годы: «При хорошем урожае давали зерна побольше, а если нет — на трудодень 200–300 граммов. Вот и считайте: заработал 320 трудодней — полудил 96 кг зерна. Да ведь надо заплатить еще налог и страховку. А в войну и после нее от каждого хозяйства денежный налог — рублей 200–300, подписывайся на заем — рублей 50, сдать 250 литров молока, 75 штук яиц, зерна с усадьбы 30–50 кг, мяса, полшкуры с овцы, шерсти, муки, картошки. Если перевести на деньги, выходило рублей 700–800. А мы ведь ни копейки не получали. Вот и продавали все».

Ужасающая бедность, полуголодное рабское существование основной массы крестьянства — главного податного сословия в России — в послевоенные годы просто поражают сегодня наше воображение. «Матери из поля приходили по потемочкам. С ребенками водились летом, а зимой ходили на разные работы. Возили с девками и парнями навоз на лошадях. У меня была лошадь Ялта. Она была за мной закреплена. На 15-м году я уже боронила на Ялте. Норму выполняла до трех гектар в день. Работали за кусок хлеба. Начислят трудодни, а трудодни были, можно сказать, пустые. Поработаем 5 дней и выдадут за пятидневку 2 кг муки. Боронили с парнями и девками с трех часов утра и до 10 вечера. Хлеб тетерьками не пекли, потому что трудно было склеить. Пекли лепешки с куколем, клевером, пестовником. Соли не было. До войны мама соль держала в кадке, она вся просолела. В первый год войны соль издержали, а потом разламывали кадушку и клали деревяшку в похлебку. Меньше меня брат и сестренка сбирали и нас с мамой кормили. Молоко носили в заготовку, сами ели только обрат, разведенный водой. Да и его не досыта, потому что его давали половину того молока, сколько сдашь.

В заготовку сдавали шерсть, яйца, масло, мясо. Если нет ни кур, ни овец, ни коровы в хозяйстве, то покупали у других. Из постели было одно одеяло на семь человек, да две подушки. Постельник набивали соломой один раз в год, к Пасхе. Спали на печи, на полатях на соломе. На ногах вся семья круглый год носила лапти. Всю одежду готовили сами изо льна. Все было портяное. Мылись в печи. Мыла не было. Делали щелок. Это нагребали из печи в тряпку золы и замачивали, им мылись и стирали одежду. Керосину было мало, сидели с лучиной на посиделках (по очереди их делали), один кто-нибудь весь вечер дежурил у корыта, жег лучину, были приделаны для лучины такие маленькие железные рожки, а в корыте под ними была вода» (И.П. Черепанова, 1928).

Особенно трудно пришлось вдовам. За недоплату налогов описывали и увозили имущество, скот.

Многие связывали увеличение налогов с именем Сталина. «Сталин был руководителем страны.