«Был такой случай. Птицы запачкали портрет Сталина. Женщина вытирала портрет. Бросила неосторожное слово по поводу того, что наделали птицы. После этого случая женщину эту больше никто не видел. Случаи с исчезновением людей были. Все думали, что это провинившиеся в чем-то».

Именно патерналитет вызвал чувство всеобщего сиротства у миллионов советских людей, когда они узнали о смерти вождя. Эта скорбь была во многом вызвана страхом за свою будущую жизнь. «А Сталина все любили как отца родного, уважали. Волновались за его здоровье и жизнь. Верили ему как Богу. Помню, когда умер Сталин, все ходили в трауре. Траурные флаги в деревне приспущены. Нет-нет да и услышишь плачь из какой-нибудь избы. Все думали, как жить дальше будем. Без Сталина и жизни не мыслили» (К.П. Михеева, 1921).

Но разное отношение к вождю было не только среди разных поколений людей. Повторяю, что поколение 20-х годов было гораздо менее критично к нему, чем предшествующие и последующие поколения.

Власть отчетливо понимала, что вера должна быть слепой и хорошо заученной. На это работала колоссальная пропагандистская машина. Даже на фронте важно было правильно заучить малейшие нюансы в титуловании вождей. Вспоминает Г.З. Байшихин (1925): «Воевал за Родину, за Сталина. Ночью поднимут — должен назвать все ордена Сталина, его должность и про других тоже: Молотова, Калинина. Заставляли верить в них, а не в Бога».

Очень многие подтверждают, что пиетет в отношении вождя поддерживался постоянным страхом и всеобщим молчанием. «Сталина боялись. Спроси что тогда про него. Сказать страшно. Вышлют! Мне кажется, почему-то и он был не за народ. И сейчас мне нисколько его не жалко. Ничего хорошего от него не видела. В 20-е годы жизнь была на селе спокойнее, чем в 30-е. А в 30-е годы жизнь изломалася. Люди побежали в город. 40-е — это война. Трудные годы 50-е. Тут уж одни машины, люди стали не нужны» (А.Т. Сапожникова, 1910).

Помимо официозной культовой литературы, песен, стихов, прославлявших Сталина, существовал пласт народного антисталинского фольклора, довольно неплохо сохранившийся в архивах ОГПУ и НКВД. Ироническая струя народного творчества не иссякла, хотя шутить было смертельно опасно. Смысл многих такого рода пословиц, частушек, сочинявшихся по конкретным поводам, сейчас утерян. Вот, например, такая поговорка: «Спасибо Сталину-грузину, что он одел всех нас в резину». А это просто в сельскую лавку привезли калоши.

Типичная антиколхозная частушка:

Долго помнили крестьяне антибольшевистские частушки времен гражданской войны, 20-х годов. На Вятке записали, например, такие частушки:

<style name="63">* * *</style>

Частушки были чаще всего привязаны к каким-то конкретным событиям: «Была какая-то про Сталина. Варюху за нее еще отец выпорол, не вспомнить. Наверное, что-то так:

Любопытно, что никакой фактической информации о жизни и деятельности вождя в народе не было. Поэтому в своем принятии или непринятии обожествления вождя рассказчики руководствуются просто последствиями политики тех лет.

Характерно при этом утверждение, что кто такой Сталин — они не знают. Очень критичен Павел Алексеевич Колотов (1909): «Сталина я не знаю. Но мы его не любили. Раскулачивали неправильно, работали мы в колхозах, на лесоповале задаром. Обманывал он людей».

Меня поразило в рассказе Анфисы Васильевны Лузяниной (1907), что люди не могли громко сказать, даже на собрании, о смерти вождя. Язык не поворачивался. Это был, конечно. Великий Страх: «Сталин был строгий, много расстреливал, особенно во время войны. Раньше боялись лишнего слова сказать.