Нельзя же на самом деле умного, опытного (еще в 1856 г. он наблюдал в Америке за постройкой для России фрегата “Генерал-Адмирал”) и просвещенного И.А. Шестакова подозревать в глупости и в непонимании ущербности французского проекта. Не мог же он не видеть несовместимости этого проекта даже с частью требований, которые были записаны в журнале № 178 и которые, как казалось, он вполне одобрил.
За неимением прямых свидетельств загадку поведения министра приходится решать лишь с помощью предположений. И если с гневом, как это должны сделать “истинные” патриоты российского дворянства, откинуть подозрения в коррупции, то не остается иного объяснения как давление на всех сломленной самодержавным режимом натуры генерал-адмирала. Есть и другое объяснение поступков генерал- адмирала – неизлечимо болезненное самолюбие (годы опалы должны были ожесточить человека), перешедшее в ненависть к Морскому министерству, из которого он был когда-то изгнан великим князем Константином. Соединение этой ненависти с дремавшим в каждом дворянине презрением к подданным, барскими спесью и произволом и могло породить ту садистскую наклонность, не считаясь со здравым смыслом, ни с мнением специалистов, с легкостью перекраивать все проходившие через его руки проекты кораблей. Что лучше – беспредельное самодурство или прямая коррупционность – пусть сегодня читатели рассудят сами.
Такой же ущербной, выращенной в условиях холопства, была, по-видимому, и натура доблестного морского агента. Свои таланты он сумел развернуть и в конце концов добрался до генерал-адъютанства и наместничества на Дальнем Востоке. Пока же он действовал сообразно имевшимся возможностям. Для начала в Петербург 17 октября была отправлена, в интересах сохранения тайны – написанная по-французски (хотя писать можно было по-русски латинскими буквами), обстоятельная телеграмма. В ней говорилось о невозможности принять все замечания в проекте без полной его переделки и искажения основных спецификационных характеристик. Возможно, французский текст был подготовлен самой фирмой.
За телеграммой 18 октября последовало конфиденциальное обращение к министру. Доводы капитана 2 ранга были просты и неопровержимы.
“По всестороннем рассмотрении вопроса о двойном дне положительно не представляется возможным ввести его в постройку, сохранив при этом выработанный проект крейсера в том виде, как он получил одобрение Вашего превосходительства”. Капитан 2 ранга словно бы вопрошал генерал-адмирала: “Что же ты? Сначала утвердил проект, а теперь хочешь его испортить”? Как нерадивому школьнику, министру объяснялось, что увеличение водоизмещения с 5000 до 5500 и (никакого запаса водоизмещения в проекте, понятно, не предусматривалось – P.M.) приведет практически к полной переделке проекта, так как надо увеличивать мощность машин и запас топлива, чтобы сохранить спецификационные характеристики.
По сути предстояло составить новый проект. Напоминалось и о том, что о двойном дне при разработке проекта И.А. Шестаков поднимал вопрос перед фирмой, директор которой тогда же дал свои объяснения. Ввиду таких обстоятельств Е.И. Алексеев почтительнейше просил оставить проект без изменения. В оправдание этого проекта приводился тот довод, что отказ от двойного дна был продиктован предъявленными фирме будто бы очень высокими требованиями по скорости, большому запасу топлива, малому водоизмещению и наличию обшивки подводной части деревом и медью. В силу таких тяжелых условий фирме пришлось “сделать некоторые отступления от правил, принятых при постройке броненосных судов”, включая и наличие двойного дна.
К тому же, развивал свою мысль Е.И. Алексеев, это самое двойное дно вовсе не составляет насущной необходимости. Потребность в нем “оспаривается лучшими французскими инженерами”. Есть и убедительные примеры на этот счет. Двойное дно отсутствует на быстроходном крейсере “Сфакс”, строящемся в Бресте, не предусмотрено оно и на крейсере “Таж”, заказанному Луарскому обществу. |