Кри-Кри заранее предвкушал удовольствие, которое он получит, когда изумленная Мари, слушая не совсем понятные ей слова, будет часто моргать глазами, что с ней всегда случалось, когда что-нибудь приводило ее в смущение.

Доставленные Мадлен через Мари парик и бакенбарды, которые должны были украсить мистера Питча (таково было новое имя Жозефа Бантара), вызывали неописуемый восторг у Мари и Кри-Кри.

Однако время шло. Приготовления к отъезду подходили к концу. Близился день, когда Жозеф должен был покинуть гостеприимную каморку Кри-Кри и под именем Артура Питча уехать на свою мнимую родину, в Англию.

У Кри-Кри сжималось сердце, когда он думал, что скоро вынужден будет надолго, а может быть, и навсегда расстаться с дядей Жозефом. Боясь не получить ответа на все, что так волновало его, он торопил дядю Жозефа, забрасывая его вопросами. Ему хотелось узнать все сразу.

Жозеф ласково остановил мальчика.

— Погоди, Шарло, не спеши. Не жди от меня ответа на все вопросы. Современникам всегда бывает трудно вынести суждение о тех событиях, в которых они сами были участниками. Но кое-что я тебе все-таки скажу.

Дядя Жозеф, уже выздоровевший и по-былому бодрый, брился, сидя на краешке кровати Кри-Кри перед маленьким зеркальцем. Для того чтобы прикрепить бакенбарды, он должен был удалить остатки собственной растительности на висках.

— Да, дружок, много вины лежит на нас, членах Коммуны, за ее гибель. Распри раздирали нас. Мы не хотели дотронуться до сокровищ Государственного банка. Мы слишком церемонились с буржуазией… Шпионов мы щадили. Мало уделили внимания провинции. Мы не учитывали того, что был социалистический Париж, но не было социалистической Франции.

Мы не были достаточно решительны. Мы боялись наступления, на котором настаивали Маркс и его друг Энгельс. Я поддерживал их точку зрения, но был слишком слаб… Мой голос не был услышан… Мы дали Тьеру возможность собрать силы… Да, Маркс — гениальный человек, он угадал и предвидел многое. Он предупреждал нас, что версальцы договорятся с пруссаками и что Пруссия, нуждаясь в деньгах, будет всемерно нажимать на версальцев, чтобы ускорить взятие Парижа. Так оно и случилось. Он предупреждал и о том, что против пролетариата буржуазные правительства всегда готовы объединиться.

Мы не прислушались во-время к его словам. И вот результаты! Коммуна разбита! Сколько жертв! Но я знаю, как знают это многие из нас, что дело наше не погибло. Земля, вспоенная кровью наших товарищей, даст жизнь новым борцам. Их руки удержат наше боевое знамя. Ты счастливец, Кри-Кри, ты доживешь до того момента, когда Франция, а может быть, какая-нибудь другая страна сумеет довести до конца то, чего не сумели сделать мы.

Найдутся люди, а может быть, человек, который станет настоящим боевым вождем пролетариата, который довершит то, что мы только наметили.

Вот тебе, Кри-Кри, моя вера, мои надежды…

Кри-Кри тяжело было расставаться с дядей Жозефом.

Час расставания с ним навсегда запомнился мальчику.

Когда поздней ночью в назначенный час дядя Жозеф, прощаясь с Кри-Кри, крепко его обнял, глаза мальчика наполнились слезами.

Он попытался было их скрыть, но дяде Жозефу передалось волнение племянника. Он обнял его и, как бывало в дни детства, посадил к себе на колено. Ласково провел он своей жесткой ладонью по влажной от слез щеке Кри-Кри. Казалось, сам дядя Жозеф вот-вот прослезится. Но вдруг он неожиданно рассмеялся своим былым, веселым смехом.

— Смотри-ка, Шарло, — воскликнул он, — за всеми великими событиями я и не заметил, что ты так вырос! Ведь, как маленького, взял на руки, а у тебя, оказывается, уже пробиваются настоящие усы!

Кри-Кри вспыхнул от удовольствия.