|
Никогда не колебаться, не задерживаться на пороге. Почему? Потому что через несколько мгновений может быть слишком поздно. Вы стоите, за спиной свежий воздух, впереди кромешная тьма, и вы будете конченным идиотом, если не захотите развернуться и убежать. От того, как скоро вы это признаете, сила воли начнет покидать вас, душа уйдет в пятки, а страх станет шириться в груди. Ударить по лицу — лучший из вариантов, чтобы это не начало происходить с вами. Мы с Локвудом были хорошо знакомы с этим, поэтому не стали бродить вокруг да около. Быстро скользнули внутрь, поставили наши сумки и аккуратно закрыли за собой дверь. Мы стояли совершенно неподвижно рядом с нашими вещами, смотрели и слушали, что творится по сторонам.
Холл в доме мистера и миссис Хоуп был длинным и относительно узким, хотя благодаря высокому потолку казался вполне просторным. Нас окружали стены с бледными обоями. Пол был выложен черно-белой мраморной плиткой в шахматном порядке. В середине холла крутая лестница поднималась на второй этаж и терялась в тени. Холл огибал ее слева и уходил в черную бездну. В пустых дверных проемах, зиявшим по обеим его сторонам, притаилась тьма. Все это можно было легко исправить, стоило нам включить свет. Да, и выключатель был совсем рядом, на стене, справа от нас. Но мы не пытались им воспользоваться. Видите ли, второе непреложное правило — свет мешает. Он притупляет ощущение, делает вас слабым и глупым, ведь появляется иллюзия безопасности. Лучше смотреть и слушать в темноте, ощущать страх — что мы и делали, стоя в абсолютной тишине. Я слушала. Локвуд смотрел. В доме было холодно. Затхлый воздух хранил в себе такой кисловатый запах, какой может быть лишь в очень недружелюбном месте. Близко наклонившись к Локвуду, я прошептала: — Нет отопления. — Хм-м-м-м… — Что-нибудь еще есть, как думаешь? — Хм-м-м-м… Мои глаза привыкли к темноте, и я стала различать больше деталей. Под завитком перил был маленький полированный столик, на нем стояла китайская чаша для благовоний. На станах висели картины, приглядевшись, я обнаружила, что в основном это старые плакаты еще более старых рок-групп, фотографии холмов и морей, с ясным небом и непременно с хорошей погодой. Все довольно безобидно. Это точно не было отвратительным местом, уверена, при ярком дневном свете, здесь, можно сказать, мило и уютно. Но сейчас все обстояло совсем по-другому. Тень от рамы окна в двери тянулась по полу прямо перед нами чем-то наподобие перекошенных гробов. Наши тени оказались в их рамке. К тому же, нам было известно, как умер мистер Хоуп, что еще больше рушило всю идиллию и покой этого дома. Я глубоко дышала, успокаивая себя и не позволяя думать о плохом. Я вновь закрыла глаза, тем самым поддразнивая темноту, и слушала. Слушала… Холл, комнаты, различные площадки, лестницы были артериями и дыхательными путями любого здания. Все было пронизано каналами. Можно уловить эхо мыслей в настоящий момент, наладив контакт с комнатами. Бывают случаи, становятся слышными иные шумы, голоса, которых не должно здесь быть. И это как раз такой случай. Я открыла глаза, подняла свою сумку и медленно пошла к лестнице. Локвуд уже стоял у полированного столика под изгибом перил. Его лицо тускло сияло в свете, проникавшем через дверное окошко. — Слышишь что-нибудь? — спросил он. — Ага. — Что? — Тихий стук. Появляется и исчезает. Очень слабый. Я не могу сказать, откуда он идет. Но он усилится, как стемнеет. Что у тебя? Он указал вниз на ступени. — Ты, конечно, помнишь, что случилось с мистером Хоупом? — Упал с лестницы и разбил голову. — Именно. Вот тут сильное остаточное свечение смерти. Держится спустя три месяца, как он умер. Оно такое яркое, что впору солнечные очки надевать. |
