Он не видел, как к старику подошел Чекан и, поглядывая вслед Журавлеву, что-то нетерпеливо спросил. Потом вынул из кармана пиджака пачку папирос, ловким щелчком выбил папиросу, по-быстрому прикурил от самодельной зажигалки и небрежным жестом сунул обслюнявленный мундштук старику в зубы.

Недобро ухмыльнувшись и сверкнув на солнце фиксой из самоварного золота, Чекан летящей походкой пересек двор, опершись левой рукой о штакетник, ловко перепрыгнул через ограду и, низко пригибаясь, почти касаясь руками травы, побежал садами, опережая Журавлева.

Забежав далеко вперед, Чекан как ни в чем не бывало стремительно вышел из калитки. Скрывая лицо, надвинул новенькую кепку на глаза, вдруг ставшие колючими и ледяными до отвращения, как у рыбы камбалы, и пошел навстречу Илье. Для пущей убедительности делая вид, что он просто прогуливается на свежем воздухе, молодой уголовник, засунув руки глубоко в карманы широких штанин, принялся с самым беззаботным видом усердно насвистывать, по-блатному выбрасывая ноги в желтых штиблетах. Поравнявшись с ничего не подозревавшим Ильей, Чекан внезапно выдернул из кармана руку с выкидным ножом и молниеносным движением ударил лейтенанта в грудь острым, как бритва, лезвием.

К его изумлению, нож не вошел между ребрами, как уже бывало не раз, а внезапно уперся во что-то твердое, находящееся в кармане военного. Затем лезвие скользнуло вбок, лишь немного располосовав выгоревшую на солнце, пропахшую потом гимнастерку, оцарапав кожу под мышкой.

От неожиданности Чекан на какой-то миг растерялся, чем незамедлительно воспользовался лейтенант, привыкший за годы войны действовать четко и молниеносно. Он резко развернулся на каблуках и без замаха коротко ударил носком пыльного сапога урку между ног, а когда тот согнулся от невыносимой боли в паху, нанес резкий удар ребром ладони в основание черепа. Чекан как подкошенный рухнул на землю, выронив нож с цветной наборной ручкой из плексигласа. Катаясь по земле и скрежеща зубами, он злобно рычал, то и дело показывая влажную от слюны золотистую фиксу:

– Падла, век воли не видать. Ответишь, гнида, за беспредел.

Журавлев надавил ему коленом на позвоночник, ловким приемом заломил руку за спину:

– Не рыпайся, сволочь, а то руку сломаю.

Он быстро поднял нож и, мимоходом оглядев его, нажал пружинку – лезвие тотчас втянулось обратно в рукоятку, сияющую на солнце всеми цветами радуги. Дивясь неизвестному умельцу, изготовившему столь совершенное холодное оружие, Илья сокрушенно покачал головой и со словами: «Занятная штучка!» – по-хозяйски спрятал нож в карман своих галифе.

– Поднимайся, урка! – неожиданно рассвирепел Журавлев. – Разлегся тут, понимаешь, как в гостях! – Он вынул из нагрудного кармана гимнастерки слегка помятый портсигар, оглядел его со всех сторон и с сожалением сказал: – Гад, такую красоту испортил.

Он бесцеремонно сгреб Чекана за воротник, с силой встряхнул его и легко поставил на ноги.

– Давай, топай в отделение, – приказал он и, чтобы придать заартачившемуся Чекану дополнительную скорость, с удовольствием поддал ему коленом под зад. – Шевелись!

Всю дальнейшую дорогу до одноэтажного здания местной милиции, выкрашенного на удивление ядовитой желтой краской, с грубыми решетками на окнах, молодой уголовник двигался боком, неловко вывернув голову, злобно сверкая из-под кепки хорьими глазами и громко матерясь, как заправский уркаган, суля своему конвоиру самые ужасные кары.

– Эк тебя сегодня забирает, – с радостью, что сумел обезвредить опасного бандита, бодро отвечал Журавлев. – А вчера тебя, паря, позднее забирало.

До отделения им оставалось пройти не больше ста шагов, как неожиданно из палисадника, заросшего розовыми мальвами, высунулась знакомая белобрысая голова конопатого мальчишки в картузе, который, оказывается, все это время незаметно следовал за Чеканом.