Ну ладно, перенесли зачем-то. Но ведь любой человек в «Сфере» знает, что Витька пользуется пятьдесят девятым, когда надо пересечь РМП по прямой. Конечно, это запрещено «категорически, раз и навсегда, а то больше ноги твоей не будет в обсерватории», но он же все равно катается, и всем это известно. И должны же были сказать: «Витька, не вздумай больше сигать по пятьдесят девятому, ставим „пчелу“, расшибешь башку…»

А кто поставил? Почему именно на пятьдесят девятый? Как нарочно…

Нарочно?

Обдало холодком — как в тесных улочках у Цитадели, когда рядом свистят и проносятся уланские патрули, а ты сидишь в заросшей белоцветом каменной щели, и рядом у щеки дышит Цезарь, а под рубашкой катаются колючие шарики страха. Потому что опасность — всерьез…

«Хотя Цезаренок-то ничего не боится, кроме прямого перехода… Господи, а я чего боюсь? Здесь-то! Какие-то шляпы намудрили, с тележкой, вот и все… Но кто?»

Теперь он крепко разозлился. И как всегда, страх от злости пропал. Витька вскочил, забрался на центральную площадку. Прихрамывая, пошел по гулким титановым листам. Сверху этот блестящий, диаметром в двадцать метров круг кажется небольшой тарелкой. И Витька знал, что он в своей темно-синей рубашке — как одинокая муха на этой тарелке. Все равно кто-нибудь заметит и наябедничает деду. Но сейчас Витьке было наплевать.

По желобу номер два подошла к площадке тележка. Толкнулась о край буфером-контактом, приготовилась ехать обратно. Витька прыгнул ей на выпуклую черно-желтую спину, в тень алюминиевого крыла. Лег животом, уперся ногами в страховочную скобу. Откинул крышку аппарата контрольной связи. С размаху вдавил девятую кнопку.

— «Кристалл-2», дежурная бригада, — отозвался динамик девичьим голосом.

— Скицына позови! — рявкнул Витька в черную воронку микрофона.

— Ты, Витенька, поздоровался бы сначала…

— Скицына давай! Мне по делу, срочно!

— Совсем ты, Витька, охамел, — обиделся голос, но крикнул в сторону: — Их величество Витторио Первый требуют Михаила Петровича! Категорически!

— Чего тебе? — сказал Михаил через две секунды. — Пожар?

— Какие дураки посадили «пчелу» на пятьдесят девятый радиус? — со звоном сказал Витька.

Скицын сразу же понял:

— Ты живой?

— А ты видел перепуганных покойников?

— Целый?

— По счастливой случайности…

— Холера тебя носит! Смотреть надо, когда сигаешь вниз башкой!

— На пятьдесят девятом смотреть? Там сроду ничего не было!

— А сейчас откуда?

— Это я тебя спрашиваю… — сказал Витька. Его опять накрыло запоздалым страхом. Тележка между тем бодро ехала вверх. Скицын проговорил:

— Ничего я не знаю… Зачем переносить «пчелу»? Да и все бы про это слышали. Разве такое сделаешь незаметно? Полторы тонны…

«А в самом деле… — подумал Витька. — А может, ночью? Бесшумным грузовым дирижаблем? Но зачем?»

— Слушай, ты, наверно, перепутал радиусы! Вечно носишься не глядя…

— Сам ты… — устало сказал Витька.

— Ты сейчас где?

— Где надо…

— Дуй домой, будем разбираться.

— Ну уж фиг! — Витька приободрился. Он словно перелил свою тревогу Скицыну и освободился от неприятного груза.