— Ну что, все? — спросил облегченно Степа и стал укладываться.

— Да, все, — ответил я.

— А хорошая должна получиться передача, — заметил Степа, спрятав камеру в чехол. — Жизненная.

— Это точно, — согласился я.

А потом мы дружненько сели в машину и поехали «на базу». 

Глава 2. Как душат неугодные сми, или не думайте, что тележурналистика — это легко…

Наша «база», то есть телекомпания «Авокадо», расположена в двухэтажном особняке бывшего дворянского имения в Черноградском переулке недалеко от Садового кольца. Принадлежало имение сто лет назад ротмистру лейб-гвардии кирасирского Его Величества государя императора полка Степану Яковлевичу Черноградскому, а до него его отцу. А еще раньше — деду — тайному советнику Акиму Афанасьевичу Черноградскому. Вообще, это было родовое имение столбовых дворян Черноградских, выходцев из Волынской земли и родственников князей Волынских. Став служить московскому государю, Черноградские получили землю в окрестностях Москвы на месте бывших слободских огородов. Имение было не очень большим, но лучшим в возникшем переулке, оттого и сам переулок, как это часто случалось, получил название «Черноградский».

Мы въехали в раскрытые ворота. Вышли. Проследовали через вертушку в будке вечно сердитого охранника. У нас все как положено. Охрана в пятнистой форме, пропуска, камера на входе, чтобы запечатлевать всех приходящих и уходящих… Как говорится, мало ли!

Монтажная была на втором этаже, и мы прошли сразу туда. И как из-под земли вырос шеф.

— Как? — спросил он.

— Отлично, Гаврила Спиридонович, — ответил я.

— Синхроны?

— Во! — поднял я вверх большой палец.

— Посмотрим, — хмыкнул шеф, и мы пошли смотреть отснятый материал.

Через полчаса Свешников приступил к монтажу. Шеф замечаний не сделал. Это означало только одно: он вполне доволен…

Собственно, я в монтажной был не нужен. Еще не было случая, чтоб Свешников запорол материал или собрал его вразрез моему видению. А мое видение готового материала передачи полностью совпадало с видением шефа. Ну, почти полностью…

Определив последовательность синхронов, я собирался уже уйти, как Свешников сказал:

— Слушай, Старый, а вот затеется буча, если Санина и правда грохнут…

Я пропустил его фразу мимо ушей, кроме «Старого». Так Свешников, да и некоторые другие, звали меня, потому что им трудно выговаривать полностью мое имя — Аристарх. А кто моложе — и непривычно, поскольку имени такого они не слыхивали. Правда, есть у нас актер Аристарх Ливанов, народный артист, но кто из молодых о нем знает? Так что сказать «Старый» — было проще, нежели ломать язык произношением имени Аристарх… Да и звучало это «Старый» как бы уменьшительно от Аристарха. «Арик» или «Аря» с моей славянской физиономией тоже не подходили… Тридцать мне исполнится лишь в мае на следующий год… Аристарх, вот имечко! А все отец. Он у меня был, как говорят, не от мира сего. Книгочей, библиофил. Умерла от отека легких моя мама. После этого отец за жизнь не цеплялся, как-то сразу потускнел, пообмяк и, похоже, был не против поскорее встретиться со своей супругой, по которой сильно тосковал.