По щекам Этель ручьями катились слезы.

— Я сделала это ради тебя, — сказала она. — Ради нас.

— Знаю. И я позволил тебе. Я виноват не меньше тебя.

— Но ты ничего не сказал.

— Я надеялся, что ты расскажешь мне сама. Поддерживал вместе с тобой иллюзию того, что Кора ушла, поскольку ждал, что ты откроешь мне правду. Солгал инспектору Дью. Вел себя так, словно я ни в чем не виновен, но это было не так. Хоть я и не убивал ее, Этель, клянусь богом, ее смерть обрадовала больше всего меня.

— Ты меня ненавидишь?

— За что?

— За то, что я совершила. Это чудовищно.

Хоули рассмеялся.

— Это она была чудовищем, — процедил он сквозь зубы. — И заслуживала смерти. Я думал, ты, возможно, догадывалась, что я знаю.

— Ни секунды.

— Право же, Этель, — сказал он, мягко ее дразня. — Эта история со шляпной коробкой. Слегка мрачноватая, ты не находишь? В какой-то момент я даже подумал, ты хочешь оставить у нас ее голову на всю жизнь.

Этель уставилась на него, и у нее по коже пробежал мороз. Хотя, конечно, она сама отравила, расчленила и закопала Кору Криппен, в Хоули чувствовалось что-то зловещее, и теперь это ее тревожило. Она совершила преступление из ревности, желая остаться с любимым мужчиной. Оберегала его от правды, но он полностью ее обманул, оказавшись даже лучшим лжецом, нежели она. И он следил за ее обманом почти что с радостью, словно все это — не более чем игра. Она огляделась, подумав, что открыт иллюминатор: казалось, будто каюта наполнилась ледяными глыбами.

— Не уверена, что понимаю тебя, — нервно сказала она. — Почему ты об этом молчал?

— Потому что я люблю тебя, Этель, — просто ответил он. — И верю, что мы можем быть счастливы вместе. Как веришь и ты, я знаю. Мы друг для друга — единственная возможность обрести счастье. И я бы с радостью отдал за тебя жизнь, если бы это потребовалось. Но я надеялся, что ты полностью мне доверяешь и расскажешь, что совершила. Я ждал все плавание, что ты честно признаешься, но сегодня утром понял — ты хочешь сохранить все в тайне. И я не хотел, чтобы между нами оставались секреты.

— А в тот день, когда ко мне приходил инспектор Дью, — сказала она. — Когда ты стоял на улице под деревом? Ты тогда уже знал?

— Я вошел в дом, промокший и продрогший от холода, и сделал вид, что понял, почему ты хотела встретить его одна. Однако в душе продолжал думать о том, что через пару дней все равно придется покинуть Лондон. Если бы ты не предложила уехать, это все равно сделал бы я. Мы все время думали об одном и том же, Этель, только ты этого не знала. Мы одного поля ягоды — ты и я. Это доказывает, что мы просто созданы друг для друга.

Этель сглотнула. Впервые она пожалела о содеянном. Она отняла жизнь у другого человека. К горлу подступила тошнота, и ей стало дурно от того, как она это совершила, — от своего же бессердечия, жестокости, от того, каким мрачным способом избавилась от тела. «Так вот в кого я превратилась? — подумала она. — Вот на что я способна ради любви?» Этель показалось, что стены каюты смыкаются со всех сторон, и она подумала, что если еще хоть минуту останется здесь с Хоули, то упадет в обморок.