| А по чести родовой, да и просто по уму. — И это учту, — кивнул брат. Даже с-с-студентиком не назовёшь, довольно одобрил я, правда, про себя. И направился в Росток, нещадно подгоняя Индрика: а нехрен потому что такую жопу отжирать. Не Акул, а сом вислозадый в скакунах, доходчиво отмыслеэмоционировал я обиженному Индрику. Добрался, в наместничье логово вщемился, но щемиться к Тенетнице не стал, прикорнул в сторонке. Народу поулыбался ласково (а в приёмной наместницы десяток родовичей и купцов толпились), от меня и отодвинулись все. Кроме одного. Какой-то смесок, младшего рода, Ярилыч чуть ли не с Чернобожичем, какое-то ядовое сочетание. В его случае как энтропия и свет уживались — чёрт знает, но благожелательным характером ни фотонники, ни энтропийники не отличались. Ну а в смеске, видно, приумножились. — Кто таков, что взираешь на меня столь предерзко?! — выдал этот занятный гибрид, умудряясь наливаться черными пятнами, да и буркалы щитовидно пучить на мою улыбчивую персону. — Хамам, имени требующим, не представившись сперва, называться не намерен, — залучился я в доброй улыбке, загибая пальцы. — Да и право сказать: что в улыбке моей ласковой и благожелательной предерзкого? — осведомился я улыбчиво у общественности. Общественность поёжилась, подальше отошла, но руками разводила, кивая согласно. Мол, Стригор Стрижич, лыба твоя лучезарная прекрасна и непредерзка ни разу. Только лыбься, будь ласков, в кого-нить другого. — Поучу вежеству хама провинциального после приёма у Наместницы, — важно возвестил этот тип, надувшись, как жаб. При этом — натурально шёл полосами и пятнами, видно, не привык, прохвост такой, что ему глаза на его место в жизни открывают. И кладенца нет, а есть сулиман у пояса, да и короб-ларь переносной стоит рядом, казённого вида. Чин, небось, имперский какой, решивший в “провинциях всяческих” себя поставить. Ну-у-у… можно и поставить. Раком, естественно. Но не для досугу полового, с которым у романтичного меня проблем нет никаких, да и во всяких несимпатичных прохвостов пиписькой тыкаться — моветон. А для удобства, чтоб пинок отвешивать посильнее сподножно было. — Вежеству учиться всяким худородкам, — смерил я глазом пятнистого, благо как маг он особыми талантами не блистал, видно, больше в бюрократию, — в наших местах, или провинциях типа Столенграда — никогда не помешает. Особенно перед визитом к САМОЙ, — аж палец я поднял для важности, — Наместнице. Но оповещать окружающих о сём благом начинании — дело лишнее, — продолжал я просветительскую деятельность. — Довольно принятого решения. Хотя сам факт его наличия — отраден. Указывает, что хам вы не совсем пропащий. Пятнистый радовал окружающих достойного далматина окраской. Ручками дрыгал, ножками притопывал, глазки пучил, щёчки надувал. В общем, демонстративно и на публику ярился и чернился. Напугать меня хотел или рассмешить до недееспособности — леший знает. Я не поддавался, ибо стоек. Тем временем мембрана наместничьего логова распахнулась, и оттуда показала лицо паучиха моей души. — То-то чую, а ты тут, Стригор, — улыбнулась она. — Проходи. — А мы опрежь его… — начал подпрыгивать пятнистый, тыкая в меня невежливым пальцем. — Препятствие тиуну Императора в общении с наместником Императора? — поинтересовалась Тенетница, и пятнистый скис, посерев. Ну а я вщемился в наместничье логово, только раззявил было пасть, как её поцелуем заткнули… И опять на пару часов. И жаловаться даже перед самим собой смешно, но у нас дела. И корова из анекдота не к месту вспомнилась, в варианте “а поговорить”. Потому что “а поцеловать”, помимо всего прочего, мне досталось в избытке. — Дитё есть? — уточнил я через пару часов, пока Тенетница передыхала. — Хм… — погладила она себя по животу. — Есть. Не подумала, как девчонка… Но и к лучшему? — вдруг посмотрела на меня почти просительно матёрая спецслужбистка. |
