Можно даже (она вспомнила, что
говорила тетя) нажать на эту вот кнопку у изголовья, под которой изображен
крохотный, будто на почтовой марке, официант; надо всего лишь протянуть
руку, и - о чудо! - через две минуты в номер постучат, дверь откроется, и
почтительно войдет официант, катя перед собой забавную коляску на резиновых
колесиках (Кристина любовалась такой же у тети), и предложит - на выбор -
кофе, чай или шоколад в красивой посуде и с белыми камчатными салфетками.
Завтрак появляется сам по себе, не надо молоть кофейные зерна, разжигать
огонь в плите, ежась от холода в шлепанцах на босу ногу, нет, все
доставляется готовым - с белыми булочками, золотистым медом и другими
яствами вроде вчерашних, се, как на сказочной скатерти-самобранке, подано к
постели, не надо никаких хлопот и стараний. Или можно нажать на другую
кнопку, где на латунной табличке изображена горничная в белой наколке; тихо
постучав, она впорхнет в комнату, в черном платье и ослепительном переднике,
и спросит, что угодно сударыне: открыть ли ставни, отдернуть или задернуть
гардины, приготовить ли ванну? Сто тысяч желаний можно иметь в этом
волшебном мире, и все они будут исполнены в мгновение ока. Здесь все можно
захотеть и сделать, но тем не менее хотеть и делать отнюдь не обязательно.
Можно позвонить или не позвонить, можно вставать или не вставать, можно
снова заснуть или просто лежать с открытыми или закрытыми глазами, отдавшись
потоку ленивых, добрых мыслей. Или можно вообще не думать, просто
блаженствовать, ощущая, что время принадлежит тебе, а не ты - времени. Ты не
крутишься в мчащемся колесе часов и секунд, а скользишь вдоль времени, как в
лодке по течению, убрав весла. И Кристина лежит, мечтая и наслаждаясь новым
ощущением, и в ушах у нее приятный шум, будто далекий звон воскресных
колоколов.
Нет - она энергично поднимается с подушек, - предаваться мечтам здесь
некогда! Нельзя расточать это бесподобное время, где каждое мгновение
одаряет тебя нежданным удовольствием. Мечтать можно будет потом, дома,
месяцы и годы ночи напролет на дряхлой, скрипучей деревянной кровати с
жестким матрацем и за испачканным чернилами казенным столом, пока крестьяне
в поле, а над головой неумолимо, вечно тикают стенные часы, словно по
комнате педантично вышагивает постовой: там лучше грезить, чем бодрствовать;
спать здесь, в этом божественном мире, - расточительство. Последнее усилие -
и Кристина соскакивает с постели; пригоршня холодной воды на лоб, на шею - и
она сразу взбодрилась; теперь быстро одеться - ах, какое же мягкое это
белье, как оно шелестит. Ее кожа со вчерашнего дня уже забыла это новое
ощущение, и вот она опять наслаждается ласкающим прикосновением нежной
материи. Но не стоит долго задерживаться из-за этих маленьких радостей,
хватит медлить, быстрее, быстрее, прочь из комнаты, куда-нибудь, чтобы вволю
размяться, надышаться, насмотреться, всем существом, всеми порами, каждой
клеточкой еще сильнее почувствовать, как ты счастлива, свободна, что это
жизнь, настоящая жизнь! Она торопливо натягивает свитер, нахлобучивает шапку
и опрометью сбегает по лестнице. |