Огромное влияние Бакунина на юрских часовщиков было преимущественно нравственным. Он никогда не допускал подавления людей своим авторитетом. В Швейцарии им был создан центр пропаганды анархизма, откуда идеи безвластия стали распространяться в другие страны. Петр Кропоткин с энтузиазмом воспринял эти идеи. Но тогда, в 1872 году, он не поехал к Бакунину — счел это преждевременным, может быть, боясь оказаться в роли второго Нечаева, воспользовавшегося доверчивостью великого революционера. Он никак не мог предполагать, что всего через несколько лет будет признан продолжателем бакунинского дела, лидером мирового анархического движения. Впоследствии он очень жалел о том, что не встретился с Бакуниным, не съездил к нему в Локарно, где тот жил. Поговорить с ним было необходимо, поскольку одно место в программе юрских федералистов Кропоткин принял не сразу, а только после мучительных раздумий в бессонные ночи. Это был пункт о неизбежности революции, еще более грандиозной, чем Великая французская. Еще во время сибирских путешествий он задумывался над тем, насколько допустимо в революции нарушение нравственных принципов, — и пришел к убеждению, что революция неизбежна, потому что процесс постепенных эволюционных изменений закономерно прерывает революционный скачок, резко меняющий темп эволюции. Ускоряя эволюцию, он спасает общество от застоя и загнивания. «Вопрос не в том, как избежать революции, — говорил он, — ее не избегнуть, а в том, как достичь наибольших результатов при наименьших размерах гражданской войны, то есть с наименьшим числом жертв, и по возможности не увеличивая взаимной ненависти».

Как этого достичь? И сторонники Бакунина, и марксисты считали, что без жертв в революции никак не обойтись, а ее успех окупает все жертвы. У Кропоткина появился свой взгляд на эту проблему: при подготовке революции надо достичь такого состояния в обществе, когда новые идеалы, которыми вдохновляются угнетенные классы, осуществляющие революционный поворот, глубоко проникнут в сознание людей того самого класса, экономические и политические привилегии которого предстоит разрушить. «Исход борьбы, — утверждал он, — будет зависеть не столько от ружей и пуль, сколько от творческой силы, примененной к переустройству общества на новых началах. Исход будет зависеть в особенности от созидательных общественных сил, перед которыми на время откроется широкий простор, и от нравственного влияния преследуемых целей, и в таком случае преобразователи найдут сочувствующих даже в тех классах, которые были против революции…»

К такому пониманию сущности революции, отличному от представлений и Маркса, и Бакунина, Кропоткин пришел еще в 1872 году, когда познакомился с Центром социалистического движения в Швейцарии. С этими мыслями он уезжал на родину, где на волне подъема общественного движения возникали многочисленные молодежные кружки саморазвития и самообразования. Среди них наиболее значительным был тот, что стал называться «кружком чайковцев». В него, по рекомендации Дмитрия Клеменца, вступил весной 1872 года Петр Алексеевич Кропоткин, сотрудник Географического общества, бывший камер-паж императора.

От кружка самообразования к обществу пропаганды

Никогда впоследствии я не встречал такой группы идеально чистых и нравственно выдающихся людей… До сих пор горжусь, что был принят в такую семью.

Возвращаясь из Швейцарии в Россию, Кропоткин вез чемодан с нелегальной литературой, которую очень рассчитывал как-то переправить через границу. Путь пролег через Бельгию, где ему пришлось снова столкнуться как с централистскими, так и федералистскими настроениями среди социалистов. Проехав Вену, он завернул в Краков, где нашел контрабандистов, согласившихся переправить «нелегальщину» всего за 12 рублей.