Как сейчас помню, в упомянутом Чуковским году мадам Петров швицала перед мадам Шварцман своими шикарными концами: «Взяла у рубальщика качалку — аж гавкает!». Что в переводе на русский язык означает: связи мадам Петровой, которыми она бахвалилась перед соседкой, действительно позволяли ей приобретать во времена дефицита свежайшую вырезку. Извините за слово «свежайшую», пока еще отсутствующее в русском языке.
Иногда одесситы не просто рубали, а прямо-таки маламурили: то есть ели с таким аппетитом, что аж за ушами трещало. Ну, если не маламурили, то исключительно хомячили. Когда же аппетит не приходил даже во время еды, они лемзяли, еле сербая ложкой по тарелке. В общем, у пресловутого «рубать» в одесском языке столько синонимов, что, вопреки прогнозам Чуковского, по сию пору не приходится задумываться за свежие: кушать, хавать, шамать, берлять, нямкать…Уже двадцать первый век на нашем дворе, а одесситы продолжают утверждать, как и во времена моего детства: «Нема ням-ням, нема гав-гав» и, запросто хрумкая, выходят из продовольственного магазина с официальным названием «Ням-Ням». «Хрумкать» издавна означает «есть фрукты»; уже лет пятнадцать, как на одесском телевидении перестала выходить передача «Хрум». Вовсе не по той причине, что «хрумчать вафлями» означает «заниматься минетом»; во времена незабвенного Бабеля это выражение звучало как «обсасывать косточку».
А еще некоторые одесситы штефкали, штыфкали, а сильно грамотные даже фриштыкали в те времена, когда по всему центру Города функционировали «Биржи труда», на каждой из которых постоянно звучало: башли, башмала, музон-халтура, чуваки забашляли, чувиха на большой, лажа, кочумай, смур, друшли, верзять и даже крылатые фразы типа «Рубить капусту — не рубать капусту»…
Нарочно прервусь, чтобы привести пример ранее сказанного. Компьютерная программа «Редактор», подчеркнув слово «смур», подсказала: «Нет существительных, согласующихся с прилагательным «смур». Так, идя по шестому десятку лет, я совершенно случайно узнал, что означает «смур» в русском языке: темно-серого либо темно-бурого цвета. А в языке одесском — «смур» не прилагательное, а существительное, означающее «грусть»…
На любой «Бирже труда» в том самом 1973 году можно было буквально за пять минут сколотить ансамбль, готовый лабать хоть Шопена, хоть Мендельсона. Хотя, конечно, лабать жмуров было не так выгодно по башлям, как шпилить на свадьбе или аманинках. В Одессе с незапамятных времен в каждом дворе жили музыканты, и все эти словечки не понимали разве что ученики школы № 75, домашние животные и роги. Тогда еще не ушла в прошлое одесская традиция: ребенок должен учиться играть на любой музыке раньше, чем стрелять из нее. А лингвистическая тема была неразрывно связана с музыкальной.
В том же 1973 году в моем некогда взятом на выплату маге «Астра-4», слава Богу, гавнулся не дырчик, а всего лишь полетел пассик, и по этой причине, как сказал зверь, я не попал на хорошие башли. Даже если вы не понимаете, отчего я именую «выплатой» русскоязычный «кредит», вправе задать вопрос: причем же здесь Бабель безо всякого саламура? А при том, что он именует в «Одесских рассказах» русскоязычный «ужин» и «завтрак» такими словами, которые было практически невозможно услышать от настоящих одесситов с Молдаванки, знакомых с множеством совершенно иных пищеприемных слов местного производства. Ведь «штыфкать», образованное от «фриштыка», может означать и просто «есть», но «фриштыкать» — исключительно «завтракать». Слово же «снедать», употребленное Бабелем как «завтракать» в рассказах за Молдаванку, издавна применяется в одесском языке исключительно таким образом «Не хер снедать!», что переводится на молдавский язык как «мэй», а на русский — в диапазоне от «просто замечательно» до «весьма плачевно». |