Очередной рассказ Михаила Эненштейна, написанный в Германии называется «Супник» отнюдь не в русскоязычном значении. Я себе думаю, или он честно не признавался: «Я родился, вырос, учился и работал на Молдаванке, в старых домах, в одесских двориках, где складывалось своеобразное человеческое отношение, быт и язык старой Одессы».

Некогда блиставший на одесском небосклоне в числе звезд не последней величины и давно забытый в Городе писатель и журналист Владик Кигель издал книгу «Вест-Голливудские хроники», словно вернувшую меня в коммунальное детство: «4 выключателя в коридоре, 4 куска мыла в общей, с вечно разбитыми стеклами ванной, 4 «досточки» на гвоздиках в туалете…». Очередная книга Бориса Рубенчика, чьими произведениями я еще зачитывался в молодости, пока ждет своей очереди. Равно как и новые книги Григория Фукса «Чужие годы» и «Корона для звездочета».

Написанный более четверти века назад учителем русского языка и литературы Ефимом Ярошевским «Провинциальный роман-с», по словам критики «вызвал неподдельный интерес в кругах не только одесской, но и российской интеллигенции» уже в наши дни. Получите в исполнении Ярошевского язык одесской фрондирующей интеллигенции тридцатилетней давности: «себя имеет», «ингермончик», «буц», «зафигачат», «семитать», «шизаюсь», «поц», «вус посмотреть», «слиняю», «амбал», «без звезды в голове», «аристокроц», «байда», «сугроб встречает у ворот мадамской свежей ягодицей». «Бенемунис, Аркаша, ты меня обижаешь…эти ребята меня не харят», — держит речь в романе Ярошевского тот самый Дульфан, что ныне с «мелихой» на устах призывает отказаться от использования одессизмов в литературных произведениях.

В том, что одесский язык давно сгинул, можно убедиться лишний раз, прочитав выпущенную в 2006 году одесским издательством «Оптимум» книгу ныне канадского пенсионера Михаила Чабана: «ихние», «я дико извиняюсь», «кругом-бегом», «инвалид пятой графы», «тетя Мотя-обормотя», «Мишка режет кабана», «оторви да выбрось», «Дыня-церабкоп», «мазу тянуть» и даже «бой-баба» в одесском смысле слова, но не по отношению к литературным героиням Эллочке Тухес или Жанночке Лушпайкиной. А Циля-бомбовоз это вам не Сева-белбес.

Ну, кто кроме одессита сумеет понять автора целиком и полностью? Ведь, к примеру, «лушпайка» — кожура, а «белбес» — это вовсе не искаженное русское слово «балбес», а одессифицированное турецкое слово, означающее «высокий, физически крепкий и неуклюжий человек». Помню, как в первом классе мы не без веских оснований дразнили Вовку Гинжула «Белбас-келбас». «Келбас» — так коренные одесситы по сию пору называют исключительно сырокопченую колбасу, в отличие от «мокрой колбасы» (в русском языке — вареной; за легендарную трамвайную колбасу нет речи). А что была та колбаса неповоротливому амбалу Гинжулу, который в семилетнем возрасте шантажировал бабушку после завтрака: «Давай сюда еще банку сметаны, а то школу проказеню»? Так, пара пустяков во время каждой перемены.

Как бы между прочим, автор книги, со всеми этими «один с кирпичом, а двое с носилками» и прочими «бейсментами», Михаил Чабан — доктор наук. На обороте титула помещено предупреждение на английском языке, а затем: «Что в одесском переводе на русский язык означает: все авторские права принадлежат…если кто попытается стырить, то согласно международному авторскому праву…глаз на жопу натяну, мягко, но по-одесски выражаясь».