В самом начале девяностых, после выхода моих книг, написанных на действительно одесском языке, городская окололитературная тасня, наведя тщательный шмон по текстам, подняла хипиш на уровне вэйзмира местечкового значения: автор занимается пропагандой блатного жаргона. Подлинная причина этого массового геволта мне была хорошо понятна: Одесса в бабелевском и в моем исполнении, словно находились на совершенно разных планетах, а Молдаванки так же были похожи друг на друга, как Санкт-Петербург — на одноименный родной город Тома Сойера. Известный городской пиарастик Каменный Шурик Штейман, с тех пор неоднократно перемещавшийся из рук в руки различных спонсоров со скоростью Переходящего Красного знамени, обвинял меня в том, что пишу на псевдо-одесском языке.

В книге «Вальсы собачьего года», вышедшей в 1995 году, журналист и писатель Валя Константинов даже опубликовал по этому поводу пародию: «Недоброжелатели попытались выставить Валеру тухлым фраером и коцаным лохом, но потянули локши». Как говорят у нас в Одессе, иди докажи, что ты не верблюд: ведь ни один из одесских писателей московского разлива до той поры не был замечен в употреблении страшно-уголовных и псевдо-одесских слов типа «балабуз», «понт», «шухер», «зухтер», «буфера», «локш» и иже с ними.

В 2004 году в Городе была издана книга Александры Ильф «Путешествие в Одессу», куда вошли ранее не публиковавшиеся произведения ее отца, писателя И. Ильфа. В частности, написанные в 1923 году «Галифе Фени-Локш» и «Куча «локшей». Последний фельетон начинается словами: «На вольном и богатом языке темпераментного юга это называлось: «Локш». «Локш» — это фальшь; обман». «Локш» — не только недотепа; простак; «лох», но и жулик, жульничество (пояснение Ильфа и Петрова в набросках к «Великому комбинатору»: «…то, что на юге для краткости называют локш, а в центральных губерниях — «липа»)».

А если бы Ильф не написал в свое время по поводу пресловутых «локшей»? Или книга «Путешествие в Одессу» не увидела бы свет? Или просто не попалась мне на глаза? Каким иным образом я бы мог ныне оправдаться в собственных глазах по поводу давней пропаганды уголовного жаргона? Который на самом деле является самым обычным одесским языком, в отличие от всех этих паустовско-бабелевских «манифаргов» и «захлянуть». Что подтверждает сама Лена Каракина, ибо рассказ «Антон Половина-на-Половину» также наличествует в упомянутой выше книге.

Быть может, мне бы со временем простили даже впервые письменно употребленного «балабуса», оканчивающегося на букву «з», но только не посягательство на тщательно сконструированный, бережно поддерживаемый и регулярно приносящий дивиденды миф «Хочешь чего-то добиться — уезжай из Одессы».

Так что я с чувством глубокого удовлетворения продолжаю торчать в Одессе и изучать шестиконечную прессу. В частности, журнал «Лехаим», что в переводе с одесского на русский язык означает: счастья, здоровья, долгих лет жизни и успехов в труде. Свою статью «Трое» автор книги «Чуковский и Жаботинский» Евгения Иванова завершает так: «Среди этих памятников был и памятник Лазарю Кармену, который сейчас находится на Новодевичьем кладбище в Одессе». Хорошо еще, что мадам Иванова не уложила Кармена в Мавзолей. Потому что, в отличие от Новодевичьего кладбища, Мавзолей таки находился в Одессе (см.