Фотография выложена всего одна, та, что на аватарке, и на стене нет своих записей, только перепосты рецептов.

Христина вздохнула. Сама она умела вкусно готовить, но давно не практиковала это дело. После выздоровления Анны Спиридоновны и Руслана дальше навязывать свои услуги повара было бы неприлично, а куховарить для себя самой не то чтобы лень, но какое то очень безнадёжное занятие… А вот Людмила Ивановна, видно, увлечена – вон какие сложные рецепты перепостила! Наверное, у неё большая семья, муж и дети, а может быть, и внуки уже есть…

Больше нельзя было построить никаких предположений и догадок, и Христина решилась, отправила Людмиле Ивановне личное сообщение и заявку в друзья.

Потом не удержалась, зашла на страницу Макса. Там ничего не изменилось с тех пор, как они виделись последний раз. Скорее всего Макс ни разу и не открывал её.

Одна запись и один друг – она сама, Христина.

С чувством, будто делает что то стыдное, девушка открыла его фото во весь экран.

На снимке Макс казался совсем молодым – то ли из за растрёпанной причёски, то ли оттого, что широко и беззаботно улыбался.

Судя по ракурсу, Макс разместил селфи. Получается, эта радость была обращена не к неизвестному фотографу, а к себе самому, и эта мысль почему то доставила девушке удовольствие.

О чём он думал, когда сфотографировал себя на фоне эмалево голубого неба? Просто о том, что наступила хорошая погода и подул тёплый солнечный ветер, всегда обещающий людям что то хорошее в будущем? Так непривычно было видеть его волосы растрёпанными, что Христина провела по ним кончиком пальца.

Макс человек замкнутый, но ей он улыбался часто, и Христина видела в его лице и нежность, и грусть, и любовь, и желание, и жалость – но никогда, ни разу, он не смотрел на неё так по мальчишески радостно…

Вдруг она услышала дверной звонок. К Христине давно никто не приходил, и она давно никого не ждала, поэтому не сообразила, что два коротких звонка – это к ней, пока соседка не заглянула к ней в комнату и строгим голосом не заметила, что, если уж она приглашает гостей в столь позднее время, пусть будет любезна сама им открывать.

Быстро вскочив с дивана, Христина пригладила волосы и одёрнула кофту. Неужели это Макс? Его визит ничего не изменит, но хотелось предстать перед ним красивой и ухоженной девушкой, а не домашней распустёхой.

– Кто там? – спросила она весело, а когда услышала ответ, почувствовала, что умирает…

* * *

Получив наконец от Юлии Викторовны текст, Лиза принялась читать – и обомлела. Он оказался не просто вычищен, а простерилизован, если не сказать убит гамма лучами. Были убраны все длинноты, все авторские размышления и даже почти все шутки. Некоторые, наверное, действительно стоило выкинуть, всё же Лиза служила следователем и не всегда могла сразу переместиться из грубой криминальной реальности в волшебный мир фэнтези. Где то на полпути у неё рождались не слишком благопристойные фразы, которые имело смысл оставить в своих мыслях, но, освободившись от впечатлений трудового дня, она писала вполне милые и остроумные диалоги.

Но если бы Юлия Викторовна ограничилась стилистической правкой и сокращением, это было бы ещё полбеды. В освободившиеся места она бестрепетной рукой вписывала куски своего собственного сочинения, что, на взгляд Лизы, было так же уместно, как пририсовать бутылку пива к картине Серова «Девочка с персиками» или поскрести вилкой по тарелке во время исполнения «Лунной сонаты».

Лиза привыкла доверять Юлии и считать своё разочарование от её непринуждённой редактуры гнилыми авторскими амбициями и сейчас старалась себя в этом убедить, но было ясно: текст убит и, как всякое мёртвое тело, вызывал одно желание – похоронить его.

Что же делать? Поберечь свои нервы и оставить как есть? Или оспорить эту редактуру, «бессмысленную и беспощадную»?

Лиза боялась, что, если начнет бодаться с Юлией, та просто откажется работать с ней – у неё полно других авторов! И куда тогда деваться бедной беспризорной писательнице? Контактов нет никаких, придётся снова начинать с нуля или соглашаться работать с Юлией на её условиях, придав их рабочим отношениям приятный вид «победитель – побеждённый».