Сейчас у них как бы ничья, Лиза соглашается со всеми правками якобы потому, что сама осознаёт их пользу для текста, но если она признает свою зависимость от Юлии, та вообще перестанет сдерживаться.

Впрочем, её редакторская непринуждённость и так прогрессирует от рукописи к рукописи!

Лиза снова проглядела текст, и впечатление оказалось настолько тягостным, что она решилась – и потянулась за телефоном. «Если бы я написала «Сумерки» или «Гарри Поттера», другое дело, с такими тиражами можно терпеть любую правку, а я то, господи! Писательство мне всё равно денег не приносит, а если перестанет приносить ещё и удовольствие, так на чёрта оно вообще нужно?»

– Юлия Викторовна, я крайне недовольна вашей правкой, – сказала она резко, – в таком виде текст посылать нельзя.

– Лиза, ну что вы говорите, – раздался в трубке мягкий и спокойный голос, – автор не может объективно оценивать свой текст, и то, что вам казалось важным, на самом деле тормозило повествование… или ваша сниженная лексика… плеоназмы… Всё это надо было убирать, любой редактор вам это подтвердит, не только я.

Лиза отметила себе, что надо посмотреть в словаре значение слова «плеоназм», если удастся не забыть его до конца разговора.

– Но текст просто убит!

– Что значит «убит»? Поверьте, у меня огромный опыт работы, и я хочу только, чтобы наш роман прозвучал!

С каких это пор он наш, хотела спросить Лиза, но прикусила язычок. Эта фраза, безусловно, положит начало боевым действиям.

– Я понимаю ваши чувства, Лиза, – тем временем с танковой уверенностью продолжала Юлия Викторовна, – но вы же хотите, чтобы вашим романам сопутствовал успех? С хорошей редактурой на это гораздо больше шансов!

– С хорошей, – буркнула Лиза, понимая, что со стороны выглядит взбалмошной дамочкой, – но не с этой! В этот раз вы так старались перекроить мой текст, что просто невнимательно отнеслись к своей работе!

– О чём это вы? – с королевской интонацией проговорила Юлия Викторовна. – Я всегда работаю очень добросовестно, и вы это знаете.

– Например, вы убираете шутку, – изо всех сил постаралась не поддаться её напору Лиза, – а то, что персонаж засмеялся, не убираете! И становится совершенно непонятно, с чего бы ему так весело. Надо уметь избавляться от тела, Юлия Викторовна!

– Ох, Лиза, мне кажется, вы просто устали. – В спокойном голосе Юлии сквозило искреннее участие, и Лизе сразу стало стыдно за свои претензии. – Вы столько работаете и ещё как то успеваете писать в хорошем темпе! Вам совершенно необходимо отдохнуть… Давайте мы с вами сделаем так: вы отвлечётесь, восстановите силы, а потом на свежую голову посмотрите текст, скажете мне, с какими конкретно исправлениями не согласны, и мы всё спокойно обсудим. Хорошо?

– Ну хорошо…

– Только помните, что я вам говорила: спорить со мной можно, но если вам не удается меня переубедить, оставляем так, как предлагаю я.

«С тобой забудешь, пожалуй», – мрачно подумала Лиза и промолчала.

– К сожалению, Лиза, в любом издательстве к мнению редактора прислушиваются больше, чем к мнению автора. Приведу вам только один пример: как то я в курилке обсуждала с одной авторшей её текст, беседа велась на повышенных тонах, и всё это услышал главный редактор. Больше эта авторша у нас не издавалась.

– А кто это был?

– Что вы, Лиза, я не могу вам сказать! Это было бы непорядочно.

Жаль, вздохнула Лиза, было бы неплохо пообщаться с этой дамой, перенять боевой опыт.

Обменявшись дежурными любезностями, женщины распрощались вроде бы тепло, но у Лизы осталось стойкое ощущение, что первый раунд борьбы за свободу авторского слова ею бесславно проигран.