Я спросил Хоакина, что происходит, и он пояснил:

   — Recontoneria.

Это слово ничего мне не говорило.

   — Африканцы покупают у индейцев фрукты и овощи, а потом перепродают их в городе в два-три раза дороже.

   — А почему бы индейцам самим не отнести в город свои товары?

   — Трупы тех, кто выступает против Recontoneria, находят потом в канале. И пекари, и владельцы трактиров покупают все только у африканцев. Некоторые индейцы пытаются провозить продукты в город на каноэ, но мало кому удаётся проскочить мимо лодок Recontoneria.

Поняв, что эти бандиты и пираты грабили индейцев, действуя грубой силой, я возмутился:

   — А почему вице-король не положит конец этим преступлениям? Дело ведь не только в обмане индейцев, это повышает цены на продукты в городе. Я лично пожалуюсь вице-королю.

   — Всем известно, что никто не может это прекратить, даже вице-король.

   — А почему? Несколько солдат с мушкетами...

Хоакин внимательно посмотрел на меня и снисходительно улыбнулся. И тут до меня вдруг дошло, насколько же наивно я высказался.

   — Очевидно, это мошенничество не прекратить, потому что оно, помимо африканцев, выгодно также и людям, занимающим достаточно высокое положение, так что вице-королю остаётся лишь смириться.

Испанская кровь, что текла в моих жилах, закипала при мысли о том, что белые люди позволяют получать наживу неграм и мулатам, рабам и вольноотпущенникам. Наверняка многие из замешанных в это африканцев не свободные люди, а рабы, которые утром выходят из хозяйского дома с пустыми руками, а вечером возвращаются с полными карманами денег, полученных за счёт перепродажи втридорога дешёвых овощей. И уж конечно, их хозяева тоже не остаются внакладе.

Индейцы ненавидят и боятся негров, поскольку испанцы используют чернокожих, дабы запугивать туземцев.

   — Весьма прискорбно, — сказал я Хоакину, — что индейцы и африканцы, хотя и тех и других угнетают испанцы, не могут найти общий язык. А ведь, объединившись, они могли бы улучшить своё положение.

В ответ Хоакин лишь пожал плечами.

   — Не имеет значения, кто отнимает нашу землю, наших женщин и наши деньги. Какая разница, которая именно лиса таскает кур? Их ведь всё равно отняли, не так ли, сеньор?

81

Мы пересекли дамбу, и сердце моё забилось быстрее: я вступил в величайший город Нового Света. Магистраль передо мной пульсировала людьми, звуками и красками.

   — Ты что-нибудь слышал об арабских сказках под названием «Тысяча и одна ночь»? — спросил я Хоакина.

   — Нет, сеньор.

   — Там говорится об отважных мужчинах и красивых женщинах, золоте и драгоценностях, экзотических далёких странах, удивительных людях и необычных зверях. Я готов умереть завтра, Хоакин, если увижу всё это своими глазами сегодня.

О Мехико! Что за зрелища! Какие краски! Какие звуки!

Изысканные женщины в тканных золотом шёлковых платьях разъезжали в серебряных каретах, в которых не стыдно было бы появиться и герцогиням в Мадриде. Кабальеро и всадники проезжали мимо, щёголи на великолепных гарцующих лошадях — каурых, гнедых, тёмно-серых в полоску, черно-белых, пегих — с позвякивавшими серебряными шпорами, серебристыми уздечками и, как сказал мне Хоакин, нередко даже с серебряными подковами. Сопровождающие хозяев одетые в нарядные ливреи негры передвигались рысцой не только рядом с экипажами, но и позади всадников, прямо по конскому помёту, неся те предметы, которые могли потребоваться сеньорам для тех или иных надобностей.