Роберт по-прежнему работал днем и печатал по ночам. Отдыхая от этих занятий, он сидел, расслабившись, на крыльце, распевая песни, — при этом его зычный голос разносился чуть ли не по всему Кросс Плэйнс. Одной из его самых любимых песен была «Прощай; черный дрозд». На ее мелодию он обычно импровизировал стихотворные строки, приходившие ему в голову. Возбужденный чем-либо — радостью, гневом или горячительным напитком, — он иногда выбегал из дому и мчался как угорелый, подпрыгивая и испуская дикие вопли.

Роберт много гулял. Каждый будний день его можно было видеть шагающим пыльной дорогой по направлению к почте, находящейся в центре города. Частенько он заходил и на маленький рынок, что держали Энни Ньютон Дэвис и ее муж, откуда нес домой сумки, набитые продуктами. Перенос тяжестей не только развивал его мускулатуру, но и увеличивал аппетит, который появился у Роберта еще в молодые годы. Он в большом количестве пил молоко, любил сыр и испытывал особую слабость к блинам. Кэйт Мерримэн, которая вела хозяйство Говардов во время болезни Эстер, утверждала: — Бьюсь об заклад, что я испекла ему не менее миллиона горячих блинчиков. Он мог есть их на завтрак, на обед и на ужин-. Из напитков Роберт выказывал несвойственное большинству техасцев предпочтение чаю перед кофе.

Результат такого гаргантюанского аппетита не замедлил себя ждать: вес Роберта достиг 200 фунтов, иногда даже превышая эту цифру. Его широкое лицо округлилось и слегка обрюзгло. В конце 1928 года он хвастался Прайсу, что, ограничивая себя, подобно спартанцу, снизил свой вес до 184 фунтов для участия в матче по боксу. Эта борьба между аппетитом и ненавистью к тучности продолжалась до конца жизни Говарда.

Как только позволили средства, Роберт стал коллекционировать оружие. Особо ценные экземпляры украсили стену ванной комнаты, а не поместившиеся на ней хранились в стенном шкафу. Эта коллекция включала в себя пару рапир, кавалерийскую саблю времен гражданской войны, латиноамериканское мачете, бумеранг и несколько ножей и кинжалов, одним из которых был траншейный штык-нож времен Первой мировой войны с треугольным лезвием и зубчатой гардой. Говард также приобрел длинный французский штык, изогнутый на манер турецкого ятагана.

Роберзт и Ливдсей пытались фехтовать, насаживая на концы рапир пару пустых патронных гильз и не надевая обычных фехтовальных масок, жилетов и перчаток. К счастью, ничьи глаза от этих неосторожных действий не пострадали. Иногда Роберт фехтовал и с Эрлом Бэйкером. Мы можем с определенностью утверждать, что Роберт Говард не был знаком ни с одним опытным фехтовальщиком и никогда не читал книг, посвященных этому искусству. Вероятно, он получил понятие о том, как обращаться с рапирой, из фильмов, в которых Дуглас Фэрбэнкс успешно изображал из себя блистательного фехтовальщика.

Представляя беспристрастный обзор жизни Говарда в годы, последовавшие за окончанием колледжа Говард Пэйн, мы допускаем, что его существование может показаться скучным и бедным яркими событиями. Когда завершился нефтяной бум, в городе снова воцарились прежние богопослушные обычаи и былое спокойствие, граничащее со спячкой. Прогнозы погоды, сообщения о смертях и рождениях, случившихся в округе, да грядущее покрытие асфальтом главной улицы — вот те события, что могли волновать умы жителей Кросс Плэйнс.

Но для Роберта Говарда то, что происходило вокруг, никогда не казалось более важным, чем его собственные мечты и фантазии. Для него годы, которые он провел в крошечной комнатке, сгорбившись над клавишами пишущей машинки, были временем, полным чудесных событий и приключений.