— Но зачем?..

— Ну ведь сам виноват — зачем операторствовать полез? Сюжет на память? А ты знаешь, что она с этим видео сделала? Журналистам его отдала. И я думаю даже, что отдала не со зла и не за деньги, а просто из бабьей тупости. Ведь никто, кроме тебя, дурака, ничего не снимал, мы все отследили, камеры все отсмотрели у журналистов. Это же крайне серьезные вещи, Гортов.

— Так все серьезно или все маскарад? Что-то я перестал разбираться…

Чеклинин вздохнул.

— Послушайте, ну а где Порошин? Где эта девочка с мочой, которую вы на моих глазах ударили?

— Ну а где, по-твоему? — Чеклинин заинтересовался.

— Говорят, что девочку убили и закопали на территории Слободы. Что вообще, здесь людей закапывают. Бортков мне говорил, что убить здесь — обычное дело. Что за всеми следят…

— Следят?

— Когда я только приехал сюда и гулял возле пруда, я встал за деревом, чтобы… в общем, а оттуда меня прогнал какой-то человек в гражданской одежде. Сказал, что здесь нельзя… испражняться.

— Да это просто городской сумасшедший, — расхохотался Чеклинин. — Как бы Софья могла сбежать с компроматом, если за всеми все время следят?

— А как вы поняли про мой телефон?..

Гортов стукнул себя пальцем в лоб.

— Интуиция!.. И вообще, не смеши меня, Гортов. Какая слежка… Тут даже нет условий, чтобы расставить камеры.

— А трупы…

— А что до трупов… Порошин, чтобы ты знал, сейчас в Крыму… Да, ему дали сбежать после всего, что он тут понаделал. Он человека чуть не убил. При исполнении. А девочка твоя дома давно, с родителями. Или с подружкой своей-лесбиянкой, почем я знаю. Это все газетчики понаписали. Они ненавидят нас… Ну какие трупы? Как тут вообще закапывать? Ты пробовал тут хоть кого-то тут закопать, Гортов?

— Я?..

— Тут земля знаешь, какая твердая? Экскаватором не разгребешь. Не то что лопатой. Шум на всю Слободу будет. Это, тогда уж, надо человека в Подмосковье везти. Там хоть помягче почва…

Телефон Чеклинина зазвонил. Кто-то радостно, сбивчиво говорил в трубку. Чеклинин слушал, и лицо его разглаживалось, — поймав взгляд Гортова, он даже подмигнул ему и совсем по-мальчишески улыбнулся. Бричка остановилась, и Гортов стукнулся головой об окно.

— Ох, Андрейка, вечно с тобой что-то, — Чеклинин отечески потрепал его по голове, кладя телефон в куртку.

* * *

Гортов с Чеклининым прошли через ворота Славянского дома. Навстречу брели двое хмурых мужчин — один нес отломленный от пристройки придел, второй волочил то позвякивающий, то похрустывающий о землю мешок одной рукой, а другой чесал в грязной бороде без остановки.

— Вот мародеры, — сказал Чеклинин без особенной злобы. И добавил. — Началось.

Кто-то волочил мешки муки. Шли без верхней одежды, перемотанные в платки, женщины. Шли дети, безмолвные. Проходя, люди останавливались и молились — возле каменного мокрого от снежка Креста. Кто-то выставил прямо на улице свечи. Они горели, растворяя все сильнее валивший снег.

Забинтованные в клоки газет и скотч лежали сбитые памятники. Блестела река Москва, наглотавшаяся снега, подернутая с краю хрупким, но уже загрязнившимся льдом. Из глубин Слободы вился тонкий дым. У слободчан на поводу шли пятнистые свиньи и лохматые серобокие козы. Пара свиней возилась в снегу без присмотра. Голые и сырые, лежали в земле огурцы. Хребет у огуречной теплицы был переломлен.

— Нет, ну такого стерпеть нельзя, — Чеклинин негромко сказал сквозь зубы.