– Хозяин не обсуждает дела своих слуг даже с Яматой, – мрачно возразил оруженосец. – К тому же я знаю всех его друзей. Вы мне лжете!

– Я вижу, алкоголь придал тебе смелости? – Мужчина снисходительно потрепал слугу по плечу и опустил золотой диск в карман его форменной куртки. – Пользуйся.

– А как я объясню хозяину происхождение этих наличных? – Снайп нахмурился и беспокойно ощупал карман.

– Скажешь ему правду,– незнакомец развел руками. – Никаких секретов, никакого тайного смысла. Мне просто захотелось сделать приятное, если не самому Туркину, так хотя бы кому‑то из его близких. Если ты не возражаешь, я хотел бы ещё послать букет цветов твоей жене. Ведь она тоже достойна этого праздника.

– Она здесь? – оруженосец воровато оглянулся.

– Нет, – мужчина снова рассмеялся, – она дома. В этом я убедился лично. Когда я проходил мимо вашей усадьбы, то увидел, что у крыльца стоит полицейский магнитоплан. Это меня обеспокоило, и я подошел поближе. Ты не волнуйся, ничего страшного не произошло. Оказалось, что участковый просто заглянул на чашку чая. Хотя на твоем месте я бы относился к таким визитам более внимательно. Кукла очень привлекательная женщина. В один прекрасный момент ты можешь остаться без жены. Кроме того что ты оруженосец моего Друга, я уверен, верный и честный, ты ещё и хороший человек. Только страшно одинокий. Если ты хочешь поделиться с кем‑то своими проблемами, сделай это здесь и со мной. Ты почувствуешь небывалое облегчение, поверь мне. Уж я‑то знаю…

Говоря все это, неизвестный смотрел Снайпу прямо в глаза, и оруженосец постепенно погружался в некое подобие транса. Собеседник был отличным парнем. Оруженосец ощущал это всем сердцем. Ведь только по‑настоящему добрый и неравнодушный человек мог так тонко чувствовать, что творится на душе у простого слуги, и не только чувствовать, но и разделять все его тревоги и сомнения. Но главное, неизвестный явно никуда не спешил и был готов выслушать любую исповедь оруженосца. Какой бы длинной или скучной (или то и другое вместе) она ни была. У Снайпа теперь появились деньги, и он просто не имел права не угостить этого великодушного незнакомца выпивкой. Слуга смахнул навернувшуюся от избытка чувств слезу и, бесцеремонно схватив мужчину за рукав, потащил его к бару. Неизвестный не стал сопротивляться и охотно проследовал в избранное оруженосцем заведение.

Спустя минуту они уселись за столик, и Снайп заказал бутылку страшно дорогого вина. Ему хотелось так много рассказать новому другу, что он начал свою речь, даже не дожидаясь, когда официант выполнит заказ.

– Если бы вы знали, как мне иногда бывает обидно! За тринадцать лет службы я ни разу не говорил с хозяином по душам. А почему? Разве я плохой человек или никчемный тупица, с которым не о чем поговорить? Я никогда его не подводил, всегда выполнял указания с точностью робота, я был верен ему все эти годы, как собака! И где благодарность? Не регулярное и предсказуемо прогрессирующее жалованье, а слово. Простое слово, например, «спасибо» или короткая похвала, вроде «молодец, Снайп, сегодня ты сделал все лучше, чем обычно». Неужели это трудно?

. Официант принес вино и разлил его по бокалам. Собеседники выпили, налили снова, и оруженосец продолжил свой монолог. Его не смущало, что собутыльник преимущественно молчит, лишь изредка поддакивая и кивая. Слугу не смущало также то, что он не может остановиться, а взгляд его почему‑то прикован к поблескивающему в огнях праздничной иллюминации горлышку стеклянного сосуда с вином. И тема беседы с каждой минутой становится все более узкоспециальной – не о жизни самого Снайпа, а о делах хозяина. Снайп не замечал, как летит время, как сменяются посетители бара, как у самого столика танцуют стриптизерши.