Спустившись по лесенке вниз, он прошел по узкому проходу в ванную. Из шкафчика с лекарствами достал термометр и засунул его под язык. Маккалеб по-прежнему пользовался стеклянным термометром старого образца, а новомодный электронный прибор с цифровым дисплеем, каким его снабдили в больнице, так и лежал нетронутый на полке в шкафу. Почему-то этой цифровой штуке он не очень доверял.
Поглядев на себя в зеркало, Маккалеб отвернул воротник рубашки, внимательно изучая маленькую ранку от проделанной сегодня утром биопсии. Вряд ли эта ранка так уж скоро зарубцуется: биопсии проводились так часто, что едва надрез успевал затянуться розовой кожицей, как его снова вскрывали и из артерии снова брали кровь специальным зондом. Искушенный детектив, он знал точно, что эта маленькая метка у него на шее никогда не исчезнет, как и длинный грубый шрам, пересекающий ему грудь сверху вниз. Вглядываясь в свои отметины, Терри вдруг вспомнил отца. На шее у старика тоже были незаживающие царапины, вперемежку с татуировками. Так сказать, очаги борьбы с радиацией, эдакие указатели попыток отодвинуть неизбежное.
Он вытащил градусник – температура была нормальной. Сполоснув под краном термометр, он убрал его, снял блокнот с зажимами с крючка для полотенца и записал на листке дату и время. А в колонке температуры сделал прочерк, означавший, что она в норме.
Повесив блокнот на место, Терри стал разглядывать в зеркале свои зеленые с серыми крапинками глаза, с тонкими красными прожилками под роговицей. Потом он стянул с себя рубашку и в который раз поглядел на свой шрам: все еще розоватый, толстый и уродливый. Маккалеб часто это делал, потому что никак не мог привыкнуть к тому, каким предательски больным выглядело теперь его тело. Кардиомиопатия. Доктор Фокс очень доступно объяснила ему, что это был вирус, видимо давно поджидавший в стенках его сердца подходящего момента – сильного стресса, например, чтобы расцвести полным цветом. Правду сказать, ее объяснения почти ничего ему не дали, ничуть не облегчив чувства боли от того, что прежнего Маккалеба уже не существует. Иногда его охватывало острое ощущение, что он видит в зеркале какого-то чужака, избитого до полусмерти и навечно ставшего инвалидом.
Опустив рубашку, он прошел на корму, в каюту, где имелось спальное место. Каюта была треугольной формы, повторяя очертания носа катера. У левого борта стояла двухъярусная койка, а справа возвышался целый склад разных коробок и ящиков. Нижнее место койки он превратил в подобие письменного стола, а наверху хранил прочные картонные коробки, набитые его старыми делами. Сбоку на коробке были надписи с названиями тех дел, которые он расследовал: ПОЭТ, КОД, ЗОДИАК, ПОЛНАЯ ЛУНА, БРЕММЕР. Еще на двух коробках красовалась надпись: РАЗНОЕ. Перед тем как покинуть Бюро, Маккалеб скопировал большинство своих дел. Это было против правил, но останавливать его никто не стал. Файлы, лежавшие в его коробках, были из разных дел, уже закрытых и все еще нераскрытых. Некоторые папочки были толщиной в одну страницу, а некоторые дела занимали коробку целиком. Терри и сам толком не понимал, для чего он сделал все эти копии. После ухода с работы он не открывал их ни разу. Правда, иногда ему в голову приходила мысль, что когда-нибудь он напишет книгу о некоторых случаях из следовательской практики. Иногда ему думалось, что, может, он завершит какое-нибудь до сих пор не раскрытое дело. Хотя, если быть до конца честным, порой его грела мысль, что в своей жизни он сделал нечто существенное и все эти коробки – тому доказательство.
Терри сел за свой стол и включил висевший на стенке светильник. Его взгляд тут же наткнулся на жетон ФБР, который он проносил целых шестнадцать лет. Теперь значок был в рамке под стеклом и висел на стенке над столом. Рядом с ним к стене была прикреплена фотография молоденькой девушки со скобками на зубах. Девушка во весь рот улыбалась в камеру. Это была копия, сделанная с его старого ежегодника. Вспомнив что-то, Терри нахмурился и отвернулся к горе наваленных на столе бумаг. |