— А может быть, Тим все-таки покончил с собой? — спросил я. — И в последнюю минуту его осенило свалить собственную смерть на Макса?

— Чтобы такой трус застрелился? Да ни в жизнь.

— А Мертл не могла его застрелить?

— Нунану это приходило в голову. Но выстрел раздался, когда она еще была возле двери. А у Тима нашли следы пороха на лице, значит, стреляли в упор. Мертл не подходит.

— Но ведь у Макса было алиби?

— Конечно. У него всегда есть алиби. Четыре человека подтвердили, что он все время был в баре, в другом конце гостиницы. Помню, они начали громко и часто говорить об этом, задолго до того, как их спросили. В баре толкалось много народу, никто не помнил, был там Макс или нет, но эти четверо — дело другое. Они вспомнили бы все, что нужно Максу.

Глаза у Дины расширились, а потом сузились и превратились в щелки. Она нагнулась ко мне, опрокинув локтем стакан.

— Один из этих четверых Пик Марри. Они с Максом сейчас расплевались. Может, теперь Пик и выложит правду. У него бильярдная на Бродвее.

— А этого Максуэйна случайно не Бобом зовут? — спросил я. — Кривоногий, челюсть длинная, как у кабана?

— Да. Вы его знаете?

— Видел разок. Чем он теперь занимается?

— Перебивается по мелочам. Ну, как вам история?

— Ничего. Может быть, я смогу пустить ее в ход.

— Тогда как насчет цены?

Я ухмыльнулся, глядя в ее жадные глаза, и сказал:

— Еще рано, сестренка. Сначала посмотрим, как пойдет дело, а уж потом будем швыряться деньгами.

Она назвала меня чертовым сквалыгой и потянулась за джином.

— Мне больше не надо, спасибо, — сказал я и посмотрел на часы. — Никак уже пять утра, а у меня завтра рабочий день.

Она заявила, что снова хочет есть. Это напомнило мне, что и я проголодался. Полчаса или даже больше ушло на то, чтобы снять с плиты и поставить на стол горячие вафли, жареную ветчину и кофе. Еще какое-то время — на то, чтобы переместить все это к нам в желудки и выкурить за кофе несколько сигарет. Когда я собрался уходить, шел уже седьмой час.

В гостинице я первым делом влез в холодную ванну. Это меня подбодрило, а подбодриться было необходимо. В сорок лет иногда удается заменить сон выпивкой, но в этом есть свои неудобства.

Одевшись, я сел за стол и сочинил документ:

Перед смертью Тим Нунан сказал мне, что его застрелил Макс Талер. Это слышал детектив Боб Максуэйн. Я дала детективу Максуэйну 200 долларов и бриллиантовое кольцо стоимостью в 1000 долларов, чтобы он молчал и выдал это за самоубийство.

С документом в кармане я спустился в бар, заказал себе завтрак, который состоял в основном из кофе, и отправился в городскую больницу. Посещать больных разрешалось только днем. Но я помахал удостоверением сыскного агентства «Континентал» перед носом дежурной сестры и, создав у нее впечатление, что отсрочка на час может повлечь за собой тысячи смертей, прошел к Мертл Дженнисон.

Она находилась в палате на третьем этаже и пребывала в одиночестве. Остальные четыре кровати были пусты. На вид ей можно было дать и двадцать пять, и пятьдесят лет. Лицо казалось отечной пятнистой маской. Безжизненные желтые волосы, заплетенные в две жидкие косички, лежали на подушке.

Я подождал, пока уйдет сестра, потом протянул больной свой документ и сказал:

— Не откажите, пожалуйста, подписать это, мисс Дженнисон.

Она взглянула сначала на меня, потом на документ заплывшими глазами — цвет их нельзя было разобрать, потому что в складках распухшего лица они выглядели темными провалами, — выпростала из-под одеяла бесформенную толстую руку и взяла бумагу.