Илайхью Уилсон аккуратно натянул одеяло, откинулся на подушки, ввинтился глазами в потолок и сказал:

— Гм. Значит, вот как.

— В чем тут дело?

— Она его убила, — сказал он уверенно. — Вот в чем тут дело.

В коридоре послышались шаги — потяжелее, чем секретарские. Когда они раздались совсем близко, я начал фразу:

— Вы использовали своего сына, чтобы…

— Вон отсюда! — заорал старик на того, кто подошел к спальне. — И чтоб дверь была закрыта! — Он злобно покосился на меня и осведомился: — Для чего я использовал своего сына?

— Чтобы всадить нож в спину Талеру, Ярду и Финну.

— Врете.

— Зачем мне выдумывать? Весь Отервилл это знает.

— Это ложь. Я отдал ему газеты. Он делал с ними что хотел.

— Объясните это своим дружкам. Так они вам и поверят.

— Мне плевать, что они думают! Раз я говорю, значит, это так.

— Ну и что? Даже если вашего сына убили по ошибке, к жизни его уже не вернуть. Хотя я сомневаюсь насчет ошибки.

— Его убила эта женщина.

— Возможно.

— Идите вы с вашим «возможно»! Она убила.

— Возможно. Но тут есть и другая сторона — политика. Можете вы мне сказать…

— Я могу вам сказать, что его убила эта французская шлюха, и еще могу вам сказать, что все ваши остальные проклятые кретинские домыслы взяты с потолка.

— Но пораскинуть мозгами все-таки стоит, — не уступал я. — А вы знаете изнанку отервиллской политики лучше всех. Это был ваш сын. Вы можете хотя бы…

— Я могу хотя бы, — прорычал он, — велеть вам убираться ко всем чертям во Фриско вместе с вашими кретинскими…

Я встал и холодно сказал:

— Я в гостинице «Грейт Вестерн». Не беспокойте меня, пока не захотите для разнообразия поговорить толково, — и вышел из спальни.

Секретарь переминался внизу с извиняющейся улыбкой.

— Хорош старичок! — бросил я на ходу.

— Чрезвычайно яркая индивидуальность, — пробормотал он.

В редакции «Геральда» я застал секретаршу убитого. Это была невысокая девушка лет двадцати, с широко раскрытыми карими глазами, светлыми волосами и бледным хорошеньким личиком. Фамилия ее была Луис. Она сказала, что не знает, зачем ее хозяин вызвал меня в Отервилл.

— Мистер Уилсон, — пояснила она, — никому не рассказывал о своих делах. Он… По-моему, он здесь никому не доверял полностью.

— А вам?

Девушка покраснела и сказала:

— Мне тоже. Но он здесь так недавно и никого из нас как следует не знал.

— Дело, наверное, не только в этом.

— Ну… — Она прикусила губу и стала тыкать указательным пальцем в полированную крышку стола. — Его отец… он не очень одобрял то, что делал сын. А ведь истинным владельцем газет был отец, и мистер Дональд, естественно, думал, что некоторые служащие больше слушаются мистера Илайхью, чем его.

— Старик был против кампании за реформы, верно? Как же он позволял своим газетам ее проводить?

Секретарша наклонила голову и стала изучать отпечатки своих пальцев на полировке. Говорила она еле слышно.

— Это трудно понять, раз вы не знаете… Когда в прошлый раз мистер Илайхью заболел, он послал за Дональдом… за мистером Дональдом. Вы знаете, мистер Дональд почти всю жизнь прожил в Европе. Доктор Прайд сказал мистеру Илайхью, что ему больше нельзя управлять делами, и он послал сыну телеграмму, чтобы тот приехал.