– Вот и прекрасно.- Сен-Жермен приостановился в дверях.- Скоро я отпущу тебя… поглядывай на бинты. У него все же может начаться кровотечение.

Египтянин кивнул и продолжил работу. Уверенность, с которой он ее выполнял говорила о многолетней практике. Поставив котелок на огонь и покидав окровавленные тампоны в ведро, Аумтехотеп подошел к полке со снадобьями. Повозившись там какое-то время, он, морщась, понюхал кувшинчик с полученным зельем, потом вернулся к Кошроду. Тот был мертвенно-бледен и часто дышал. Аумтехотеп наклонился и осторожно приподнял голову умирающего. Вялые губы раздвинулись неохотно, Кошрод закашлялся, и половина снадобья пролилась на бинты, но египтянина это ничуть не смутило. Выпитой порции было достаточно, чтобы унять боль на срок, необходимый для проведения основного обряда.

Молодой перс очнулся от резкого и жгучего запаха, бьющего в ноздри. Он пробовал отвернуться, но тяжелая голова не послушалась, и попытка оттолкнуть флакончик также не привела ни к чему. Руки отказывались подчиняться командам мозга. Кошрод застонал. Что-то ему говорило, что он покалечен и что все тело его жутко болит, но боль эта отстояла от него далеко и казалась чужой, нереальной. Он замигал, перед глазами завертелись круги.

– Кошрод.- Это был голос хозяина, правда непривычно сочувственный. Кошрод попытался ответить, но язык плохо повиновался ему. И все же одно слово вымолвить удалось:

– Скачки?

– Да, Ты сильно расшибся. Сен-Жермен закупорил флакон.

– Как это было?

И кто тут лежит? Неужели он сам, а не какая-нибудь огромная кукла? Правое плечо тупо ныло и казалось раздутым, будто в него накачали воздух.

– Одно из колес соскочило с оси. Тебя потащили лошади.

– Лошади? Меня? – Кошрод попытался напрячь память, но ничего в ней не нашарил.- Я шел вторым…- неуверенно пробормотал он.- На четвертом круге возница синих…- Что же сделал возница синих? Определенно он что-то сделал – но что?

Юношу охватило отчаяние. Сен-Жермен попытался его успокоить.

– Все позади. Не думай об этом.- Он много раз наблюдал подобное у людей, переживших шок. Память щадит сознание, отсекая ужасное.

– Где я?

– На вилле. В одной из тех комнат, о которых судачат рабы. Как видишь, тут нет ни пыточных приспособлений, ни прикованных к стенам девиц, ни магического инвентаря, ни оружейного арсенала- Кошрод смутился, ибо подобные предположения приходили на ум и ему.- Здесь просто хранятся некоторые из памятных мне вещей.- Он не стал уточнять, что это за вещи.

Кошрод кивнул, недоумевая, почему хозяин словно бы оправдывается перед ним.

– Я хочу, чтобы в отношениях между мной и тобой не было никаких недомолвок,- заговорил, помолчав, Сен-Жермен, но осекся и закончил более резко: – Безрассудство твоего отца привело к тому, что ты теперь раб, а не принц. Ты в Риме, а не в Персии, ты просто возница, а не полководец, и у тебя есть все основания не доверять никому, включая меня. И все же, Кошрод, отнесись очень внимательно к тому, что сейчас будет тебе сказано.

Мысли Кошрода и так-то путались, а от странной речи хозяина он и вовсе пришел в сильнейшее замешательство.

– Господин, объясни мне, в чем я виноват…

– Ни в чем, Кошрод. Тебе просто не повезло. Колесница опрокинулась, и тебя потащило к барьеру. Твое правое плечо переломано, на левом бедре рваные раны, а все остальное представляет собой один огромный ушиб. Два дня ты пролежал без сознания, а мы с Аменхотепом перепробовали все известные средства, пытаясь тебе помочь. Как мы ни бились, попытки не привели ни к чему, и спасти тебя теперь может только одна вещь, на которую я не могу пойти своевольно. Ты можешь выжить, но организм твой сильно изменится.