Что-то скреблось в стене. Что-то с когтями.

Брекаш испустил из-под решетки шлема вопросительное ворчание — нечто среднее между настоящей речью и птичьим клекотом.

В ответ раздалось приглушенное металлической переборкой рычание. Кто-то угодил в ловушку в железной шкуре корабля? Возможно, паразит.

Брекаш не был уверен, как ему поступить. Он раздраженно и неохотно потянулся к цепному мечу, но не нажал на руну активации. Из стены донеслось еще одно рычание, а затем три глухих удара, словно кто-то стучал с той стороны по металлу костяшками пальцев.

Раптор ответил тем, что со скрежетом провел по переборке когтями перчатки, как будто предостерегая обитавшего там мутировавшего паразита.

— Люкориф, — передал он, — здесь в стене… какая-то штука.

Вождь Кровоточащих Глаз прервал свой обход заросших грязью палуб «Эха».

— Повтори, — передал он.

Следующее сообщение исказили помехи, и Люкориф насмешливо прокаркал в микрофон вокса:

— Ты кидаешься на тени, брат.

Брекаш ответил серией нарастающих пронзительных воплей — самым позорным звуком, который Люкориф когда-либо слышал от раптора, потому что он имитировал испуганный крик нострамского кондора.

Затем, с последним хрустальным звоном, связь оборвалась.

— Ловец Душ, — сказал по воксу командир рапторов, — что-то охотится на нас на этом корабле.

Воин, называвший себя Калебом Валаданом — среди множества других титулов, заработанных на службе тирану Бадаба, — не умер той славной смертью, которую всегда предвкушал. Не было ни груды мертвых врагов, чтобы гордо стоять на ней, истекая кровью, ни восхищенных голосов его братьев, возносящих хвалы погибшему герою.

В последние секунды жизни у него не оказалось даже меча в руке, словно он был беззубым стариком на больничной койке, а не чемпионом, сражавшимся в величайших битвах на протяжении двух веков.

В момент своей смерти Калеб запомнил лишь два ощущения. Первое — боль. Второе — огонь.

Он не мог понять, где кончалось одно и начиналось другое и была ли вообще между ними разница, учитывая обстоятельства его смерти. Но их он запомнил лучше всего.

Корабль вошел в варп.

Калеб знал, что это произойдет. Все они знали: звезды начали корчиться в своих глазницах из мрака, и из железного сердца корабля вырвался стон. Несколько его воинов спрыгнули с корпуса, как моряки, бегущие с тонущего судна. Они предпочли бесконечность космоса и смерть холода объятиям Моря Душ.

Только что Калеб стоял на обшивке с топором в руке и рубил скользкий металл, чтобы пробить дорогу внутрь. А уже в следующую секунду он тонул, захлебываясь в жидком пламени, задыхаясь, пока огонь пожирал его снаружи и жег изнутри. За одно мгновение он успел умереть десятки раз и ощутил каждую из смертей.

А с ним и его братья. Когда раскаленное ведьмино варево захлестнуло корабль, накрыв их всех, Калеб успел увидеть, как большинство из них теряет опору. Воины, бок о бок с которыми он прослужил десятки и сотни лет, кувыркаясь, уносились в кипящее безумие варпа. Крича, они растворялись в Море Душ. Несколько задержались — их призрачные оболочки цеплялись за каркас из горящих костей, пока бушующие волны не поглотили самое вещество их душ. Варп уничтожил даже это, прежде чем унести останки в бездну ревущих валов.

Но Калеб держался. Раскаленный прилив выдернул топор у него из рук, потом сорвал с тела доспехи, но он продолжал держаться. Тогда варп содрал мясо с его костей и вырвал душу из плоти — и все же он не разжал пальцев.

А затем явилась тень, настолько огромная и черная, что затмила даже призрачный свет имматериума.

Калеб открыл глаза и снова увидел звезды. Настоящие звезды, мерцающие шары отдаленных солнц, горящих в ночи, и корпус корабля у себя под ногами.