При переправе через Неву в лодку попал снаряд. Выплыл, с тех пор нахожусь в санчасти.
—Женат?
—В разводе.
—Дети есть?
—Есть.
Собираясь с мыслями, Володин дал слишком большую паузу.
— Мне из тебя все клещами вытягивать?
—К уголовной ответственности не привлекался. Беспартийный. Делу процветания трудового народа всецело сочувствую…
Далее особист уточнять не стал, снова замолчал минуты на две. Видимо, нагонял нервоз.
—Что за склад? Где он находится?
—Находился! — поправил Володин. — Сейчас склад расформирован. А находился он в Кронштадте.
— На продуктовом складе, говоришь, служил?
«А вот з…у тебе на воротник!» — подумал Денис.
—Химического имущества.
—И какого же? — не поверил собеседник.
—Противогазы, защитные комплекты, — пожал плечами Володин, вовремя поймав себя на слове и не сказав ОЗК[2].
—Только они?
—Запросите по команде! — постарался холодно-доброжелательно улыбнуться допрашиваемый. Нужно было ломать оперу план разговора, пока он чего-нибудь не нащупал.
— Ты же мне не хамишь, Володин? — очень мягко сказал сержант, прищурившись.
—Для хамства я не на той стороне стола сижу! — честно ответил ему Денис. — Я не уверен, что имею право отвечать на такой вопрос. О чем вам, товарищ сержант госбезопасности, довожу!
—Вот как… — покачал головой недовольный оперативник. — Запросить по команде мне указываешь?
— Именно, товарищ сержант. Вам ответят на все ваши вопросы. Может быть.
Опер ненадолго задумался и зашел с другой стороны.
— Ты мне сначала сам ответь на вопрос, Володин. Как ты на кронштадтских противогазах так отъелся?
— Не пойму, о чем вы! — «удивился» такой постановке вопроса Денис.
—Вас, продовольственных воров, на передовой сразу видно. Ты что, не знал про это?
—Вы, о чем?
—О твоей роже, которая в окошко не влезет. Ведь воровал же? Ничего не хочешь мне рассказать? Я не поп, но облегчить душу мне даже лучше будет!
— Не понимаю, о чем вы, товарищ сержант.
—Об ответственности, которую избежишь! Если на фронт попал, значит вины на тебе почти нет. Верно?
Володин мысленно ухмыльнулся. Такой вопрос был очень предсказуемым, и задали бы его в любом случае. Если не особист, то командир или политрук. Жирок и мышечная масса у него действительно были очень сильно не блокадными.
— Ничего я не воровал. Нечего там было воровать, — потрафил дедукции оперативника Володин. — Сказал же, когда часть расформировали, меня тупо списали в пехоту. Я же береговик, а не дефицитный специалист из плавсостава.
— Тебе лучше самому все рассказать, пока есть возможность. Какой с краснофлотца спрос? Предлагаю всего один раз, Володин! Только один!
— Товарищ сержант! — устало вздохнул Володин, постаравшись сделать это как можно более искренне. — Я, как вы заметили, простой кладовщик-краснофлотец. Продукты пиздить мне сильно не по чину, даже если бы они были на складе.
Особист насмешливо дернул щечкой.
—За это к стенке ставят, а не в пехоту списывают. — Тут Володин был на все сто процентов прав.
— И где тебя тогда так хорошо кормили? — не стал спорить с могучим аргументом оперативник.
Володин очень хотел бы ответить «в Смольном», но в этом случае проще всего было бы застрелиться самому. Коллаж «Каждому — свое!» с падающими на воротник щеками Жданова на фоне видных как на анатомическом атласе, ребер ребенка, прослушиваемого не менее чем он исхудавшим стареньким врачом, во времена оны произвел на него огромное впечатление. |