– Не люблю я музеи и театры, мне лучше тайги места нет – свободу люблю.

Тяжело груженная лодка не без труда преодолевала сильное течение и буруны. Иногда брызги с белой пеной взлетали высоко, попадали Комбату на руки. А он улыбался. В общем, все, что случилось ночью, его ничуть не расстроило, а даже немного раззадорило. Ему опять захотелось приключений – такая уж у него была натура. Но в ближайшие несколько часов приключений не предвиделось.

– Мужики, дайте покурить. Сдадите конвойникам – те не предложат.

– Да уж, наверное, не дадут, – сказал Комбат, прикурил сигарету и сунул в рот Грошу.

Тот жадно затянулся, держа сигарету связанными перед грудью руками.

– Ты только не вздумай веревки пережигать, – заметил Подберезский, потому что будь уверен, я не промахнусь, если что. Стрелять умею.

– Ты-то чего с ними побежал? – обратился Комбат к Петрухе.

И тот ответил банальной фразой:

– Сказали, я и побежал. А если бы не побежал, конвойники меня бы сразу застрелили, прямо в вагоне. И все свалили бы на меня.

– Что там у них произошло?

– У кого? – спросил Петруха.

– Да черт его знает! Солдата мучили, мучили, трое суток стоял на дежурстве, не спал, не ел. Наверное, они его достали дальше некуда, вот он и решил с ними расправиться, – встрял Сема.

– Молодой еще был?

– Да, совсем пацан, – сказал Петруха, хотя солдат, расстрелявший своих товарищей, скорее всего, был его ровесником.

– Да уж, в этих конвойных войсках всегда была дедовщина, – заметил Рублев. – Покурить хочешь?

– Хочу, – сказал Петруха.

– Ладно, на и тебе сигарету, и тебе на.

Беглые заключенные курили, понимая, что возможно, это их последняя сигарета, и как только они попадут в руки солдат, те до трех считать не станут.

«Десять суток были на ногах, гоняясь за ними по тайге, злые, как волки. А может, еще и пронесет?» – думал Грош и в душе все еще надеялся, что ему пофартит и он сможет бежать.

– Слушай, Сема, – привалясь к приятелю, зашептал Грош, – может, попробуем дернуть?

– Куда? Ты что?

– Хрен его знает, еще не придумал. Если они сдадут нас, ты понимаешь, что будет?

– Тебе будет, – сказал Сема, отодвигаясь от приятеля.

– И мне, и тебе будет, ты уж не переживай.

– Я солдата того не душил, это ты его, – сказал Сема.

– Ax, какая же ты сука! Как бежать, так вместе, а как отвечать, так я?

– О чем базарите? Уже не бежать ли надумали? – спросил Подберезский, держа на коленях автомат с пристегнутым рожком.

– Куда тут бежать? Разве что, сумасшедший побежит, – сказал Грош.

– А вот моряки по воде ходят, – заулыбался Подберезский, – может, вы тоже попробуете?

– Нет уж, пробовать мы не станем. Я, конечно, шальной, но не до такой же степени, чтобы утонуть в хрен знает какой реке, даже не знаю еще как она называется.

– Ула.

– Ула, так Ула.

– А что, река красивая.

– Да ну ее к едреной фене!

За лодкой тянулась белая полоса пены, лодка тяжело шла, преодолевая сопротивление ветра и течение. Комбат время от времени поглядывал на часы.

– Когда доберемся, Гриша?

– Если ничего не случится, часам к двенадцати будем.

– Отдадим их и назад? – спросил Рублев.