— Мою мебель, автомобиль, некоторые объекты искусства.

— Боюсь, этого недостаточно.

— У меня есть несколько весьма неплохих произведений искусства.

— Объекты искусства сегодня могут быть в цене, а завтра не стоить ничего. Критики и знатоки непостоянны в своих оценках любого таланта.

— И банк делает ставку на такое непривлекательное инвестирование? — спросил Такер, изображая наивность и показывая на Клее.

Меллио ничего не сказал.

Такер сказал: «Это не картины, а древние артефакты, имеющие ценность и как антиквариат, и как художественные произведения».

— Я должен получить их оценку, — сказал Меллио. — Это может занять неделю или больше.

— Я могу предоставить вам достойного уважения оценщика, который может проверить их ценность за полчаса.

— Мы предпочитаем пользоваться услугами своего человека, и на это потребуется неделя.

— Господи, — сказал Такер. — Я не могу ждать следующего собрания акционеров, но я могу обратить внимание на то, как ваши люди выбрасывают деньги на картины Клее и на тому подобную чепуху. По вашим собственным словам…

— Не будь как ребёнок, — сказал Меллио.

— Вы ведёте себя нечестно, мистер Меллио. Я уверен, что мой отец заставил вас использовать все возможности, чтобы не выдать мне этот заём и заставить меня написать отказ. Но вы должны понимать, что если я не получу эти десять тысяч сейчас, прямо сейчас, я получу отличные основания для того, чтобы оформить ещё одно дело против вас, банка и администратора траста. Не найдётся ни одного судьи, который поверит, что вы серьёзно побоялись потерять сумму, которую вы мне ссудили. Будет вполне очевидно, что ваш отказ — это злонамеренная тактика и ничего больше.

Меллио выпрямился и потянулся к управлению внутренней связи. Такеру он сказал: «Я хотел бы, чтобы ты подписал, во всяком случае, долговую расписку».

Такер сказал: «Если я соглашусь с её формулировкой».

— Конечно.

Меллио позвонил секретарю, чтобы он принёс необходимые для выдачи займа бумаги, хотя при этом он был определённо не рад тому, что был вынужден это делать.

— Я хотел бы получить его наличными, — сказал Такер. — Я вам укажу достоинства купюр.

— Наличные? — спросил Меллио, приподняв брови.

— Да, — сказал Такер. — Боюсь, что ваш чек может быть не принят.

В девять тридцать, в четырёх кварталах от банка, с десятью тысячами долларов, упакованными в тонкий портфель, Майкл Такер сделал три коротких телефонных звонка из общественной телефонной будки в универмаге, одном из многих в Куинс, одном из многих на выезде с Лонг-Айленда и третьем от Джимми Ширилло в Питсбурге. Убедившись, что всё идёт гладко, он поймал такси и поехал к месту, расположенному в двух кварталах от адреса в Куинс, вышел, заплатил водителю, проследил за тем, что такси отъехало, и растворился интенсивном людском потоке, который проходил мимо. Возможно, это были излишние меры предосторожности, даже если водитель сохранит платёжные документы, которые могут быть проверены, но он давно привык к изредка появляющимся частным детективам своего отца, заставляющим его быть на чеку, и он не обращал внимания на эти незначительные неудобства. Оставшуюся дорогу к заведению Имри за ним никто не следил.

Заведение Имри находилось в выставочном зале на цокольном этаже трёхэтажного кирпичного здания на тихой стороне улицы в Куинс. Табличка снаружи, выполненная золочёными буквами, которая была прикреплена к двери с разбитым стеклом, гласила: антиквариат и подержанная мебель.