Но Баглио засмеялся снова, в этот раз более естественно, или на этот раз под большим контролем.

Девушка застыла, глядя тревожно на Такера, направила глаза в сторону, пытаясь увидеть Баглио. Она не ожидала этого. И в её глазах было больше ненависти, чем в глазах Баглио, не в отношении Такера, а в отношении её любовника. Её бывшего любовника. Она поняла в один ужасный момент, что в том, что могло казаться между ними большим, чем просто секс, старик находил лишь процесс потребления. Наблюдая сейчас за ней, как её лицо покрывается линиями жестокости, Такер понял, что она бы совершила вендетту куда лучше, чем когда-либо смог бы любой сицилиец.

Сейчас, когда обстоятельства были ясными, она быстро привела себя в порядок, восстановила самообладание; и решила, что должна делать. Ранее Такер лишь представлял, что она отреагировала одобрительно на его ласки, но сейчас реакция была настоящей и совершенно не воображаемая. Его рука опускалась ниже по её горлу до тех пор, пока не дошла до её тяжёлых грудей; и она села более прямо, наклонившись к его руке, пытаясь подыграть ему, искушая.

Баглио обратил внимание.

Она улыбнулась Такеру, повернулась к Баглио и улыбнулась ему тоже, однако, по-другому.

Что-то возникло здесь, возможно, что-то вполне пригодное, однако, Такер не видел, как это может им помочь прямо сейчас.

Его часы показывали 5:20. Время утекало стремительно.

Что дальше? Как можно сломать Баглио? Или как можно убедить женщину рассказать ему то, что он хотел знать? Она была на грани, он знал, и требовалось всего лишь немного подтолкнуть? Его сосредоточенность была прервана звуком выстрела револьвера без глушителя, отдавшийся эхом в коридоре второго этажа. На этот единственный выстрел Пит Харрис ответил яростной очередью пулемёта Томпсона. Закричал мужчина, правда, ненадолго, его голос расходился в неясном шуме бессмысленных слов, в полной тишине. Пит Харрис изрёк нецензурное выражение; они были полностью раскрыты.

Спустившись по задней лестнице в дальнем конце коридора, Джимми Ширилло нашёл панель с выключателями и наводнил коридор второго этажа поразительно белым светом. Это уже не имело значения, потому что уже не было смысла сохранять их присутствие в секрете от людей, которые охраняли дом снаружи. Рёв огня пулемёта Харриса разметал карты в воздухе, и единственный способ убедиться в том, что эти карты упадут правильной мастью, было двигаться быстро и реагировать на все непредвиденные обстоятельства.

Такер толкал женщину перед собой, не грубо, но сильно, когда он спешил по направлению к главной лестнице. Он не беспокоился о том, чтобы держать пистолет направленным на неё. Оставшись в одиночестве, она не имела возможности вести эффектную игру для побега, и она знала это.

Пит Харрис сидел, опершись на стену, на этой стороне выхода на лестницу, Томпсон лежал на ковре перед ним. Он пытался задрать правую штанину брюк выше колена, не задевая рану, которую заполучил. На его загримированном лице блестел пот, который проступил через чёрную перегородку и стекал по ней.

Ширилло ждал у задней лестницы, ожидая атаку с этого направления.

— Ты в порядке? — прикнул Такер.

— Да! — откликнулся Ширилло.

Посередине между Ширилло и Харрисом, у задней стены, лежал мёртвый мужчина. Он растянулся на спине, одна нога была вывернута на ягодицы, его руки укрывали лицо, почти расколотая пополам выстрелами пулемёта. Много крови украшало стены и распространилась по дорогому ковру.

— Как она? — спросил Такер Харриса.

Харрис посмотрел вверх, когда, наконец, подвернул штанину выше колена. «Он попал мне в икру. Она болит как чёрт, но я не думаю, что всё так плохо».

Такер наклонился и осмотрел рану, сжал её для того, чтобы выдавить из неё кровь, посмотрел внимательно в зазубренный разрез перед тем, как он заполнится новой кровью. «Выглядит так, как будто только задето», — сказал он.