У нее была такая возможность – форма трия поощряла импровизации, – но большинство музыкантов добавило бы несколько грустных нот, а Мери выбрала задумчивую, но в целом веселую интерпретацию главной темы. Поскольку этот отрывок был посвящен размышлениям о памяти и забывчивости, несмотря на его новизну, он оказался совершенным.

Когда Мери закончила, она посмотрела на него, как всегда, ожидая одобрения.

– Хорошо, Мери, – сказал он. Я поражен, что ты в столь юном возрасте сумела так хорошо понять это сочинение.

– Что вы имеете в виду? – спросила она, почесывая кончик носа.

– Речь здесь идет о старике, который вспоминает дни своей юности, – принялся объяснять свою мысль Леоф. – Он думает о лучших временах, но не всегда может их вспомнить.

– Так вот почему тема распадается на части? – спросила она.

– Да, и они так и не сходятся до конца, верно? Наше ухо не улавливает удовлетворения.

– Вот почему мне она нравится, – сказала Мери. – Она не такая уж и простая.

Она перелистала ноты на своем столике.

– Что это? – спросила она.

– Возможно, тебе попался второй акт «Маэрски», – предположил он. – Дай посмотреть.

Внезапно его сердце налилось свинцом.

– Послушай, – продолжал он, стараясь говорить небрежно, – дай-ка это мне.

– Но что это? – спросила Мери, не сводя глаз со страницы. – Я не понимаю. В основном здесь меняющиеся аккорды. А где же мелодическая линия?

– Это не для тебя, – сказал Леоф неожиданно жестче, чем намеревался.

– Извини, – пробормотала Мери, сутулясь.

Он обнаружил, что тяжело дышит.

«Разве я не убрал эти страницы?»

– Не стоит расстраиваться. Это не твоя вина, Мери, – сказал он. – Мне не следовало оставлять их на столе. Я это начал, но не собираюсь заканчивать. Не думай об этом.

Мери заметно побледнела.

– Мери, что-то не так? – спросил Леоф.

Она посмотрела на него широко распахнутыми глазами.

– Она больная, – ответила она. – Эта музыка…

Он опустился на колени и неловко взял ее руку своими изуродованными пальцами.

– Тогда не думай об этом, – попросил он. – Не пытайся услышать эту музыку у себя в голове или заболеешь сама. Ты меня понимаешь?

Она кивнула, но в ее глазах стояли слезы.

– Но зачем ты написал такую музыку? – жалобно спросила она.

– Я считал это необходимым, – ответил он. – Но теперь сомневаюсь. Я действительно не могу больше ничего объяснить. Ты понимаешь?

Она снова кивнула.

– А теперь почему бы нам не сыграть что-нибудь повеселее?

– Я бы хотела, чтобы ты мог сыграть вместе со мной.

– Ну, – заметил Леоф, – я все еще могу петь. Мой голос никогда не был особенно хорош, но я способен вести мелодию.

Мери захлопала в ладоши.

– Что же это будет?

Он покопался в нотах на столе.

– Вот оно, – сообщил Леоф. – Это из второго акта «Маэрски». Что-то вроде интерлюдии, комическая история, не имеющая отношения к сюжету. Поет Дроип, юноша, который намерен вечером… э-э… навестить девушку.

– Как моя мама навещала короля?

– Хм-м, ну, об этом я ничего не знаю, Мери, – попытался уйти от ответа Леоф.