Изменить размер шрифта - +
Из одежды на хозяйке имелось лишь бикини. Нисколько не стесняясь, она разглядывала посетителей, особенно Женю, и Женя, в свою очередь, изучала представительницу древнейшей профессии. Белокурые кудряшки, вздернутый носик, пухлые губки и большие серые глаза. И в придачу мальчишеская фигурка, стройные ножки, маленькие, круглые, как яблоки, груди. Несмотря на заспанный вид и потеки косметики на лице, гражданку Горшкову можно было смело назвать очень хорошенькой.

— Садитесь. — Алла указала на кресла, сама удалилась и почти сразу же вернулась, облаченная в полупрозрачный халатик.

— Кофе хотите?

— Не откажемся, — сказал Альберт.

— Сейчас. — Она снова скрылась. Было слышно, как звякает посуда.

— Через пять минут будет готово, — сооб-щила она, возвратившись. — Настоящий мокко, а не какая-нибудь растворимая дрянь. Турецкий с пенкой. Меня один турок научил варить. Очень кофе люблю. Особенно с утра. А с похмелья и вовсе ничего лучше не придумали. А мусорня кофе любит?

— Вот вы, гражданка Горшкова, довольно долго спите в то время, когда весь народ давно на ногах и работает не покладая рук, пытаясь восстановить подорванную кризисом экономику.

Горшкова засмеялась.

— Ага, работает, — согласилась она, — только денег за свой труд месяцами не получает. А в мусорне регулярно зарплату выплачивают?

— Приличные люди… — начал Альберт.

— Так то приличные, а я падшая, — перебила его Алла. — Сейчас кофе принесу. — Она явилась с подносом, на котором стояли три крохотные чашечки, дымящаяся джезва и сахарница.

Женя налила себе, попробовала. Кофе оказался очень вкусным, крепким и душистым.

— Хороший кофе, — подтвердил Альберт, отставляя пустую чашку, — вполне можешь в барменши подаваться. Наверняка от клиентов отбоя не будет.

— У меня и так от клиентов отбоя нет. А кофе в барах пускай другие варят. Ты, лейтенант, давай говори, чего надо. Неофициальная часть закончена, переходим к деловой беседе.

— Вы знали Светлану Станиславовну Верж-бицкую?

Усмешка сползла с лица Горшковой. Она перекрестилась.

— Светочку? Знала, как же. И на похоронах была. Ее, правда, не в земле хоронили, а в крематории…

— Она занималась проституцией?

— Веселый ты парень. Про тебя все девчонки говорят: лейтенант Валеев хороший человек, невредный… А тут как-то сразу: проституцией. Несовременное выражение. Сказал бы хоть — жрица любви… Да, Света была нашего круга.

— Вот вы сказали: «наш круг». Что вы имеете в виду?

— Постой, Валеев. Перед практиканткой покрасоваться хочешь? Ты же прекрасно знаешь, о чем идет речь. Мы не какие-нибудь ша-лашовки. Впрочем, чего тебе объяснять.

— Мы с ней, — Альберт кивнул на Женю, — расследуем убийство. Вот я и пытаюсь выяснить, стала ли она случайной жертвой или это издержки профессии? Вы как считаете, почему ее убили?

— Никак не считаю. Я не знаю.

— По-вашему, смерть связана с ее занятием?

— Опять двадцать пять. Если бы я что-то знала — сказала бы. А гадать не желаю. Возможно, и связана. Скажем, какой-то придурок на нее глаз положил. Он вполне мог ее замочить.

— Что она была за человек?

— Хорошая, скромная. Возможно, самая скромная из нас. Интеллигентная. Очень обходительная. Такие не всем нравятся. Иным подавай хамство. Какие сами, таких и рядом видеть хотят. Но Света никогда не изменяла себе, так сказать, не поступалась принципами… Достойно вела себя.

Быстрый переход