Три женщины увидели карий человеческий глаз, золотой глаз народа и серебристо‑голубой глаз Исчезнувших. Эти глаза на мгновение остановили на сестрах проницательный взгляд, потом медленно превратились в золотые луны, затем – в черные шары со светящейся золотой короной и, наконец, расцветая и распускаясь, – в черный как ночь Триллиум. В золотой сердцевине цветка стоял мужчина, вокруг него черными лепестками расположились три женщины.
– Харамис! Ты не сделаешь этого! Ты не погубишь свою любовь!
Мужчина держал темный меч. Из его глаз струился яркий звездный свет. Он произнес отчетливо:
– Уничтожь всех троих. Предай смерти Черный Триллиум. И волшебные поля столкнулись.
Из сердца цветка, где теперь сияла звезда, вырвался стремительный светоносный вихрь. Прежде чем он закружил их, они увидели, что сам цветок распался на три части: золотую, зеленую и белую. В центре каждой части сияла звезда. Их окружил ревущий ослепительный свет. Казалось, что они летят кувырком, словно сорванные бурей листья, а вокруг них бушевал вихрь трехцветных искр.
Великая Волшебница Моря говорила:
– Любовь не только позволена, она необходима. Великий Волшебник Небес говорил:
– Но она причинит массу хлопот.
Вокруг над ними появился какой‑то предмет. Это был иссиня‑черный шестиугольник. Они взмыли вверх и, паря в пространстве, наконец ударились в него, после чего он начал расти и достиг невероятных размеров. Оглушительный рев бури стал непереносим.
Великая Волшебница Земли сказала:
– Не бойся!
– Но я очень боюсь! Так боюсь…
Тишина оглушила Кадию, Анигель и Харамис.
Они вновь оказались плечом к плечу на широкой ступени лестницы.
Харамис стояла между сестрами, низко склонив голову. Руки ее бессильно свисали вдоль тела. Янтарный талисман на груди вздрагивал в унисон с гулко бьющимся сердцем.
Амулеты сестер светились и пульсировали.
Они не погибли.
Кадия глубоко вздохнула. Вместе с Анигель она спустилась по лестнице, осторожно обходя человеческие останки – трагические следы завершившейся битвы. Они шли к оставшимся в живых синдонам. Их было около двух дюжин. Статуи по‑прежнему стояли полукругом, держа золотые черепа в вытянутых вперед руках и мрачно улыбаясь.
Внутри образованного ими круга не было ничего, кроме лежавшего на полу Трехвекого Горящего Глаза. – Это был мой талисман, – пробормотала Кадия. – Потом он принадлежал ему. Чей он теперь?
Но Стражники не отвечали. На глазах у сестер их тела стали зыбкими, как туман, и наконец бесследно исчезли.
– Думаю, колдун спрятал Звездный Сундук где‑то неподалеку, – сказала Анигель. – Если нам удастся найти его, ты опять сможешь пользоваться своим талисманом.
– Я не совсем уверена, что я этого хочу, – проговорила Большеглазая Дама.
Глаза Анигель наполнились влагой – возможно, из‑за едкого дыма, который по‑прежнему наполнял помещение.
– А я уверена, что не хочу пользоваться своим. Они оглянулись на Харамис, но ее не было. В огромном зале не было ни единой живой души.
– Давай выйдем на свежий воздух, – взяв сестру за руку, предложила Кадия.
Они вместе вышли через западную дверь во дворцовый двор и обнаружили, что ярко светит солнце, и воздух стал очень теплым и душистым. Толпа израненных, окровавленных рыцарей и солдат приветствовала женщин радостными криками. Лорд Пенапат воскликнул:
– Все враги обратились в позорное бегство – кроме одного!
И толпа расступилась, открывая их взорам рэктамского короля Ледавардиса, сидящего на высокой каменной плите.
Он встал, слабо улыбнулся, отвесил низкий поклон и произнес:
– Горбатый карлик приносит глубочайшие извинения королеве Анигель и Большеглазой Даме и сдается на их милость. |