Высокие железные ворота замка со скрипом приоткрылись, когда их коснулась рука Элинор, – и подруги очутились в выложенном булыжником, но заросшем травой подъездном дворе. У самых стен замка росли белые олеандры, кусты розмарина и еще какие-то деревья, ронявшие на землю странные бледно-желтые цветы. Их ветви сплелись, образуя зеленую, усыпанную цветами арку, настолько низкую, что женщинам пришлось наклониться, чтобы добраться до двери. Она была из доброго крепкого дуба, но очень старая, судя по тому, что ее неоднократно – и явно с большими перерывами – покрывали железом.

Как раз в тот момент, когда Элинор решила, что в замке никого нет, дверь медленно открылась, и на пороге появилась неприветливая седая женщина в пыльнике и тапочках, с вырезами для больших пальцев, чтобы не сдавливать набухшие шишки. Эта странная хранительница замка подтвердила, что он продается, но не знала ни цены, ни иных подробностей: для этого, сказала она, и существует агент по недвижимости, это его работа.

В конце концов Элинор удалось уговорить эту мегеру позвонить агенту. Вскоре явился высокий, худощавый, равнодушный молодой человек, который, узнав, что дамы англичанки, явно не принял их всерьез как потенциальных покупательниц: всем было известно, что у англичан нет больших денег. Чуть ли не бегом он повел женщин по замку.

Замок находился в не слишком хорошем состоянии: внутри было сыро, штукатурка осыпалась. Некоторые ставни висели, что называется, на одном гвозде, некоторые отсутствовали вовсе, а те, что остались, наверное, уже и не помнили, когда их в последний раз красили. На втором и третьем этажах не было ничего, кроме пыльных, тесных, как кроличья клетка, спален, где царил полумрак из-за спущенных жалюзи. Единственная ванная была всего на десяток лет моложе Элинор и Шушу, а центрального отопления и кондиционеров никто и не позаботился установить. Агент несколько неуверенно сказал посетительницам, что зимой в замке тепло, а летом прохладно благодаря стенам шестифутовой толщины. Экскурсия закончилась там же, где и началась, – на южной террасе, смотревшей в сторону моря.

Элинор подошла к балюстраде, увитой плющом. Справа, в отдалении, словно на картинах Рауля Дюфи, виднелся голубой полуовал Ниццкого залива в обрамлении высоких пальм и красивых вилл. У самых ног Элинор серые скалы круто обрывались вниз, к песчаной дуге пляжа и голубовато-зеленому, в серебряных искрах, морю; за пределами бухты прозрачная вода темнела, становилась чисто-синей, а у самого горизонта лежала широкая полоса цвета индиго – как бы оттеняя чистейшую лазурь касающегося ее неба. Над головой Элинор плыли небольшие, пухлые, как стайка купидонов, облака, сияющие в ослепительном, всепроникающем, невероятном свете французской Ривьеры.

Элинор медленно повернулась к молодому человеку:

– Сколько хотят за замок?

Внезапно Шушу поняла, что это не просто случайная прогулка в солнечный весенний день.

– На что нам эта громадина? к тому же посмотри, в каком она состоянии. По-моему, в ней не убирали с тех самых пор, как ее построили, – Шушу презрительно фыркнула. – Ты просто романтическая дура, Нелл.

Но обе уже знали, что Элинор купит замок.

Потом, когда они молча спускались с холма, на котором стоял замок, Элинор обратила внимание на то, сколько тени на узеньких улочках и маленьких площадях от многочисленных плакучих ив, оливковых и абрикосовых деревьев. Подруги выпили кофе в единственном кафе Сарасана. Вдоль стен домов стояли горшки с цветущей розовой геранью, а у самых ног разгуливали голуби, прилетевшие, чтобы подобрать крошки, которые бросала им Шушу.