Женщина спустилась ниже. Публика смолкла, не смея дышать. Женщина приземлилась на самый верх лестницы. Коснувшись обеими ногами твёрдой поверхности, она встала с качелей. После чего, торжественно взмахнув рукой, объявила:

– Пусть едят пирожные! – Позади неё ткань, которую Эстелла приняла за портьеры, упала, расправляясь в изысканный шлейф. Он был продолжением платья. Когда она прошла вперёд, шлейф упал ещё ниже, открыв огромный торт. На нём яркими неоновыми буквами, от которых у Марии-Антуанетты глаза полезли бы на лоб, были выведены те же слова, что только что произнесла женщина: «Пусть едят пирожные».

Эстелла негромко ахнула. Наряд был ультрамодным и совершенно сногсшибательным. Одним словом, блистательным.

Зал взорвался восторженными криками и бурными аплодисментами. Эстелла не сводила глаз с женщины. Гордо вскинув подбородок и покачивая бёдрами, та принялась спускаться по лестнице ступень за ступенью. Рядом с ней вышагивало трио громадных далматинцев. У этих чёрно-белых псов были сверкающие ошейники и свирепые морды. Эстелла и без слов поняла, что это не кроткие ласковые питомцы. Такие собаки будут защищать хозяйку ценой жизни.

Сойдя наконец с лестницы, женщина передала собак ожидавшему её внизу слуге и повернулась поприветствовать толпу обожателей. Она протягивала руку, подставляла щёку, сухо улыбалась гостям. Публика напоминала мотыльков, слетающихся на пламя, тянущихся к женщине и её неповторимому, властному свечению.

Тот самый камердинер, с которым разговаривала мама Эстеллы, протолкнулся сквозь толпу. Встав на цыпочки, он шепнул что-то на ухо женщине. На её лице, казалось, промелькнуло сомнение. Затем её взгляд помрачнел. Развернувшись, она стремительно покинула собственное торжество, исчезая за дверью в конце танцевального зала.

Доставив сообщение, камердинер собрался уже уходить. Но в этот момент его взгляд опустился на Эстеллу. Он сузил глаза. Нахмурив лоб, он направился к ней.

– Ты! Иди-ка сюда!

Ошарашенная (и всё ещё под впечатлением от только что увиденного зрелища) Эстелла бросилась бежать. Но она была недостаточно быстрой. Рука камердинера сомкнулась вокруг её шляпы, стаскивая её с головы Эстеллы. В то же мгновение чёрно-белые волосы Эстеллы оказались на всеобщем обозрении.

Камердинер ошарашенно отпрянул.

– Бог мой, – выдохнул он. – Поскорее надень шляпу обратно, пока никто не увидел...

– Вы, что ли, из полиции причёсок? – буркнула Эстелла, нахлобучивая шляпу обратно на голову. Она принялась пробираться к выходу из танцевального зала. Но вдруг остановилась. Почему она бежит? Потому что какой-то занудный старикашка в костюме пингвина недоволен её волосами? Это просто смешно. Девочка обернулась и посмотрела на подиум и торт.

Эстелла направилась назад. Бадди, которого больше не дразнил искусственный мех, присоединился к ней. Чем ближе она подходила к торту, тем отчётливее видела каждую его деталь. Как и на платье, в которое облачилась хозяйка, на роскошный десерт явно не пожалели денег. Эстелла остановилась перед ним.

– Я рассчитывала на кусочек торта, – произнесла она. Уголки её рта поползли вверх – краем глаза она увидела, как на лице камердинера промелькнула смесь страха и злости.

– Ты нарываешься на неприятности, – предостерёг он. Но слова мужчины прозвучали недостаточно убедительно, ведь беспокойство на его лице проступило ещё сильнее. Ей ни за что не покинуть это место через главный вход. Так почему бы не... Эстелла протянула руку, она зависла в воздухе. – Не смей, – угрожающе произнёс камердинер. Улыбка Эстеллы стала шире, а затем, пока он ничего не добавил, она тихонько толкнула торт.

Этого оказалось достаточно. Торт и без того не отличался устойчивостью.