Она подошла к столу. На закрытой крышке ноутбука лежала открытка с Августовским явлением. Анфиса столько раз рассматривала её, что помнила в мельчайших подробностях, начиная от белых одежд Богородицы и заканчивая обмотками на ногах у солдат. Этой открытке больше ста лет, и она побывала на войне, в руках Матвея Степановича — прадеда Максима. Поразительная связь времен казалась нереальным вымыслом, если бы не была правдой. Анфиса оглянулась на прихожую, откуда доносился голос Максима. Он заказывал шашлыки и попутно приказывал Понтусу уйти на место и не настырничать.

От открытки мысли потянулись к Софье Германовне на Бали и деревянной церкви около городка Успенска, построенной Марфой Афиногеновной, куда Вера Беловодова принесла икону с открытки. Анфиса вдруг сообразила, что теперь она и сама уже пару часов как Беловодова.

Она запрокинула руки за голову и несколько раз покружилась по комнате. «Беловодова! Я Беловодова, жена Максима!» Взгляд снова остановился на открытке, и Анфиса потянула к себе рюкзак, где лежала открытка, подаренная Софьей Германовной. Две открытки лежали одна над другой, соединяя воедино всех тех, кто хранил их вопреки всему, кто верил, ждал и надеялся, кто плакал и смеялся. Круг замкнулся — круг перемен судеб и событий, навечно связанных воедино.

Максим подошёл, обнял её за спину и негромко произнёс то, о чём она в эту минуту подумала:

— И всё-таки Бог есть!