Она не предполагала, что так сильно стосковалась по Родине. Здесь, дома, не думалось о том, что у неё нет профессии, что квартиранты съедут лишь через два месяца, а пока придётся жить у Анфисы, что с деньгами совсем туго. Пускай!
Глубоко вздохнув, она внезапно поняла, что чувствует какую-то необыкновенную внутреннюю свободу, словно судьба распахнула перед ней дверь и легонько подтолкнула в спину: «Ступай вперёд и не оглядывайся, вокруг всё твоё!»
Осень за порогом выманивала на улицу и приглашала медленно, не спеша пройтись поздороваться с городом, узнавая его, словно в первый раз. Около станции метро в груди шевельнулся прежний страх перед терактом. Она немного постояла перед входом, не решаясь сделать первый шаг. С обеих сторон её обтекала толпа пассажиров. Взгляд остановился на бабушке с пластиковым мешочком краснобоких яблок. Купить, что ли?
— Хорошие, свои. Только с дачи привезла. Урожай в этот год богатый, — упредила её бабушка. — Чистые витамины. Пятьдесят рублей килограмм.
Инна протянула ей деньги. Яблоки нежно пахли северным солнцем. Хотя пакет в сумке оттянул руку, приятно думалось, что вечером они с Анфисой усядутся на диван, возьмут по яблоку и беспечно поболтают ни о чём, как две давние подружки. Мысль о спокойном вечере переломила нерешительность и застарелый страх перед метро.
Инна двинулась вслед за потоком людей, но около турникета остановилась как вкопанная. Глубоко спрятанные воспоминания вытолкнули на поверхность запах крови, крики, суету, стекленеющие глаза старухи, из-за которой они с Олегом не сели в один вагон с террористом.
— Девушка, вы задерживаете движение, — строго сказал ей полный пожилой мужчина. Взглянув в её лицо, он осёкся: — Дочка, тебе плохо? Надо помочь?
— Нет, спасибо, всё нормально, я справлюсь.
Она почувствовала, что лоб покрылся капельками пота и пересохло во рту. Надо дышать… глубоко и ровно. Сосчитать до десяти и попытаться описать какой-нибудь предмет, вон хоть то жёлтое пальто на девушке впереди.
Прежде чем ступить на эскалатор, Инна несколько раз повторила в уме, что нельзя позволить страху управлять собой, иначе он раздуется до размеров бегемота. Казалось, что воздух вокруг спрессовался и стал плотным, как желе. Она стала смотреть на людей, что плыли вверх на противоположном эскалаторе: кто-то смеялся, кто-то сосредоточенно смотрел вверх, несколько человек смотрели в телефоны.
Всеобщее спокойствие постепенно вовлекало в орбиту обыкновенности, и она подумала, что теперь осталось последнее испытание — вагоном электрички, откуда надо обязательно выйти победительницей. И всё-таки не хватило мужества доехать до станции «Технологический институт», куда после взрыва пришла искорёженная электричка. Ну да не беда, в следующий раз; главное, сделан первый шаг к преодолению, а он, как известно, самый трудный.
Она вышла на станции «Владимирская» и медленно пошла по Загородному проспекту. Чувство, обрушившееся в душу, не имело названия, потому что сейчас она всем телом, всей кожей ощущала свою связь с этой мостовой, с домами, небом над городом, с прямой стрелой Гороховой улицы, заканчивающейся шпилем Адмиралтейства.
Несколько часов она бездумно бродила по улицам, заворачивая в первые попавшиеся переулки, и долго сидела на скамейке в каком-то микроскопическом скверике между двух мрачных брандмауэров. Подсевший к ней парень протянул пачку сигарет:
— Закуришь?
— Бросила.
Он тряхнул лохматой головой:
— Молодец, а я всё никак не соберусь распрощаться с вредной привычкой. Иной раз с вечера пообещаю себе начать новую жизнь, а утром гляну в окно: уныло, серо, надо на работу тащиться, и рука сама сигарету в зубы вставляет. — Он протяжно вздохнул: — Тянет навсегда уехать в тёплые края и жить спокойно. |