Конан попытался сделать обманное движение, потом стремительно ударил слева. Нилам отбил его атаку со скукой на лице.

— Сражайся, как мужчина, варвар! — захохотал он, обнажив крепкие зубы, — подойди ближе и ударь мечем. Или прими смерть, как и подобает воину.

Конан сделал выпад, потом еще один. Темный меч взвихривал тяжелый воздух, но правитель rio-прежнему не получил ни одной царапины. В ярости Конан нагнулся, нащупал обломок деревянного бруса и запустил его в Нилама. Царь ловко отпрыгнул в сторону и укрылся в тени, под террасой одного из домов, выходящих на площадь. Краем глаза варвар увидел какое-то движение наверху. Не упуская из виду своего противника — он чуть сощурил глаза — вверху на третьем ярусе бесновалась безобразная старуха с ворохом седых косичек на голове.

Варвар занял оборонительную позицию. Он решил беречь силы и больше не нападал, рассчитывая, что рано или поздно царь хотя бы на мгновение потеряет бдительность. Когда безумец устанет, вот тогда и следует наносить удар. В конце концов в бою не всегда побеждает сила, часто верх одерживает тот у кого больше терпения и выносливости. Он осторожно перехватил меч левой рукой, а правой вытащил ханасульский кинжал, тот самый, что он обнаружил близ останков Шевадана.

Вдруг в воздухе мелькнула какая-то тень и что-то тяжелое рухнуло прямо перед Ниламом, подняв тучу разноцветной пыли от рассыпанных пряностей.

Царь, не ожидавший этого вздрогнул и на мгновение отвел глаза, бросив взгляд на мертвое тело у своих ног.

Этого хватило.

Конан резко взмахнул рукой.

Ханасульская сталь, которая как гласит легенда, режет даже утренний туман, запев песнь крови и пустоты, рассекла вязкий воздух и, блеснув в лучах солнца, вонзилась в глазницу безумного владыки.

Нилам несколько раз судорожно сглотнул, как будто что-то невысказанное застряло в его горле и медленно осел на землю.

— Дешевле было бы рассчитаться за работу, — тряхнул головой Конан, — Кром, ну почему же мне так не везет с нанимателями?

Варвар подошел к распростертым телам. Одежда старухи показалась ему знакомой. Он наклонился и перевернул труп. Сомнений нет, перед ним была та самая красотка, которая предлагала оскопить варвара и бросить в море.

Теперь красоткой ее не назвал бы даже слепец.

— Никогда бы не подумал, что сварливость так быстро уродует женское лицо, — вздохнул варвар. — Боги, вы зря разгневались на эту несчастную женщину, я ведь уже и позабыл о ее наветах.

Он сделал несколько шагов, нагнулся и выдернул кинжал из царской глазницы. Нилам лежал, полуоткрыв рот, как будто силился что-то произнести напоследок.

— Не знаю, что ты там хотел сказать, но думаю это уже неважно, — заметил Конан.

Стена дома перед киммерийцем задрожала. Варвар отскочил. Камни, из которых она была сложена, раскрошились и поползли вниз. Со страшным грохотом дом обрушился, погребя под своими обломками тела безумного царя и старухи с тысячей косичек.

Конан двинулся прочь.

На краю рыночной площади бились мертвецы-мальчишки. Они яростно рвали зубами друг друга в клочья и играли отрубленными головами, словно мячом. Поодаль носились изувеченные трупы шакалов: отрезанные лапы стучали когтями по брусчатке, оторванные хвосты извивались, а головы клацали зубами, норовя вцепиться мертвым сорванцам в лодыжку.

По земле мелькнула быстрая тень. Затем другая. Конан поднял голову. Это Тысячи черных птиц опускалось на город. Шелест множества крыльев по звуку напоминал листопад в осеннем аквилонском лесу.

Черная стая прилетела за мертвецами и — и не собиралась улетать без добычи.

Птицы кружили в воздухе, некоторые пикировали вниз, чтобы отхватить сильным клювом кусок от валяющегося трупа. А мертвецы поднимались и пытались ловить птиц непослушными окоченевшими руками.