Это случилось в среду, если не ошибаюсь, в самом конце августа. На пять вечера назначили совещание на стройплощадке. Стефано, Лиз и я приехали к ферме каждый по отдельности. Прораб Джанни уже ждал нас, взмокший, уставший. Он работал целый день вместе с четырьмя другими парнями. Сроки окончания строительства были продлены на несколько недель, и, наверное, рабочие мечтали об отпуске, ведь вся Италия в ту пору отдыхала. Жара стояла неописуемая. В такую жару нельзя работать. Но в последние дни рабочие прямо-таки из кожи вон вылезли: вырыли огромный бассейн и почти полностью его облицевали. Только плиточные работы заняли три дня, а каждая плитка нежных голубых оттенков была размером в пять сантиметров. Выглядел бассейн изумительно. Но — не все так думали.

— Что это? — рявкнула Лиз, тыча пальцем в плитку.

Я перевела, и Джанни ответил:

— Плитка, которую вы просили.

— Слишком крупная, — заявила Лиз.

— Нет, вы просили пять сантиметров.

Слово взял Стефано, листая увесистую стопку бумаг, документацию стройки:

— Все верно. Мы делали заказ около месяца назад.

— Но с тех пор я передумала, — набросилась Лиз на Джанни. — Мы же это обсуждали.

— Да, обсуждали, — ответил он. — Но так, ничего и не решили. Поэтому мы продолжили работать с этой.

— Я-то решила, — кипятилась Лиз. — И попросила взять плитку поменьше. Три сантиметра.

Пока они препирались, до Джанни начало постепенно доходить, чего она от него требует. Лиз хотела, чтобы рабочие отодрали всю плитку, заказали тысячи новых поменьше и сделали работу заново. Мало того, она хотела, чтобы Джанни оплатил последующие издержки. Лиз твердо стояла на своем: она отдавала устное распоряжение использовать более мелкую плитку.

— Нет! — воскликнул Джанни. — Нет! Это невозможно! Вы меня разорите.

Я перевела для Лиз, и она ответила:

— А мне плевать. Сам виноват. Надо было слушать, что тебе говорят.

— Но вы не сказали точно…

— Кончай спорить со мной, — оборвала его Лиз, — идиот хренов. Я помню, что говорю.

Я перевела, опустив «хренов». Тем не менее Джанни рассвирепел.

— Я не идиот. Это вы дура. Не можете сообразить, что вам нужно.

— Да как, ты смеешь! Ты бездельник, и ничего не понимаешь в строительстве, а теперь хочешь свалить все на меня!

— Я не могу на это пойти. Мой бизнес рухнет, а у меня семья. Будьте благоразумны.

— Да кому какое дело? Кого волнует твоя долбаная семья!

— Глупая женщина! Дypa! Вы сказали — пять сантиметров. Тут записано.

— Мы все изменили, кретин. Мы это обсуждали, и я сказала три сантиметра, а ты согласился.

— Но вы не исправили цифру в документах-

— Это потому, что по простоте душевной я думала, ты и так, запомнишь, ты, жирный гребаный придурок. Я думала, что тебе будет легко запомнить про «три сантиметра», ведь твой причиндал той же длины.

Она ждала, когда я заговорю.

— Я не стану этого переводить, — сказала я.

— Тебе платят, — напомнила Лиз, — за то, чтобы ты переводила каждое мое слово. Так что валяй, все от начала до конца.

Понизив голос, я перевела последнюю реплику Лиз. И вот тогда это случилось. С Джанни произошла разительная перемена — этот большой, добрый, обходительный человек, вдруг преобразился: в его глазах запылала ненависть. Выхватив из ящика первый попавшийся под руку инструмент — им оказалось долото, увесистое долото, — он набросился на свою работодательницу, выкрикивая гневные слова, захлебываясь ими.