— Расскажи о девушке, с которой мы встречаемся. Надеюсь, она поднимет мне настроение?
— Ее зовут Мальвина. Очень неглупая девушка. Живет между Лондоном и Бирмингемом, насколько мне известно. Хочет порасспросить тебя об отношениях с журналистами. Она очень толковая, и ей нужны какие-нибудь сведения из первых рук.
— Ха, — мрачно отозвался Пол. — Самый подходящий момент.
Позже, вспоминая тот вечер, Бенжамен сообразил, что с его стороны было глупо не предвидеть перемен в облике Мальвины. Общение с младшим братом давно стало для него обыденностью — утомительной обыденностью, — и он никак не мог привыкнуть к мысли, что теперь в глазах многих людей Пол — знаменитость, а встреча с ним — событие, для которого не грех принарядиться. Когда они приехали в «Ле пти блан» и обнаружили, что Мальвина уже ждет их за столиком у окна, у Бенжамена перехватило дыхание, от неожиданности и восхищения он не сразу обрел голос. Бенжамен и раньше видел ее накрашенной, но никогда столь смело и искусно, никогда прежде ее волосы не рассыпались в столь тщательно продуманном беспорядке, и никогда, если ему не изменяла память, она не надевала юбку, настолько короткую и вызывающую. Он поцеловал Мальвину в надушенную щеку — как самозабвенно Бенжамен предвкушал это мгновение, и как быстро оно проходило, — затем обернулся, чтобы представить брата, но, по-видимому, опоздал. Пол уже держал Мальвину за руку, да так почтительно и деликатно, что Бенжамену почудилось, что Пол сейчас не пожмет девушке руку, но поцелует.
Он заметил, как они встретились взглядом и как оба торопливо отвели глаза. Заметил, каким жестом Пол поправил галстук, а Мальвина одернула юбку, садясь. Сердце Бенжамена заныло. Уж не совершил ли он самую большую ошибку в своей жизни, промелькнуло у него в голове.
Пока Бенжамен ковырялся в первом блюде — тайский салат с курицей, зеленой папайей и спаржей, — Пол в дружелюбной самокритичной манере поведал Мальвине о дурацкой реплике, брошенной им журналисту сегодня днем, а вскоре он уже рассуждал о неуютной, по его мнению, взаимозависимости между правительством, с одной стороны, и прессой, радио, телевидением — с другой. Бенжамен не раз слышал эти речи, но в тот вечер его поразило, каким осведомленным выглядел Пол, каким авторитетным. Вдобавок, размышлял Бенжамен, его брат с некоторых пор отсвечивал гламуром, тем гламуром, что порождается властью, — пусть даже ограниченной властью, которой Пол в его нынешнем положении располагал. Мальвина слушала, кивала, иногда что-то записывала в блокнот. Сама она сперва говорила очень мало, словно ее сковывала мысль о том, что Пол тратит свое драгоценное время на просветительскую беседу с какой-то студенткой. Когда подали второе блюдо — жареное филе сибаса с кабачками, фенхелем и разноцветным соусом, — Бенжамен отметил, что центр тяжести начал потихоньку смещаться. Мальвина разговорилась, и Пол уже не только делился информацией, но и задавал вопросы, желая услышать мнение собеседницы, и было видно, что это одновременно удивляло и льстило ей. Что до Бенжамена, он погрузился в угрюмое молчание, в котором пребывал вплоть до десерта. Вяло жуя печеные фрукты, он наблюдал, как они уплетают шоколадный коктейль, залитый теплым заварным кремом, один на двоих, орудуя одной ложкой с длинной ручкой. К этому времени Бенжамен уже чувствовал с уверенностью, увесистым комом отягощавшей желудок, что свершилось нечто, абсолютно немыслимое еще пару часов назад: он потерял Мальвину. Потерял! Но владел ли он ею прежде? В каком-то отношении так оно и было: ведь пока продолжались их двусмысленные еженедельные встречи, он по крайней мере мог предаваться фантазиям о Мальвине, мечтая, что их дружба каким-то чудом (Бенжамен твердо верил в чудеса) мутирует в нечто иное, в нечто ошеломительное. До сих пор он избегал вдаваться в детали; не задумывался о боли, которую причинит Эмили — и самому себе, — если зайдет слишком далеко по этой опасной тропе. |