Дольчино, как многие францисканцы из еретической ветви спиритуалов, принял учение Иоахима Флорского которое Данте хорошо знал. Но Дольчино извратил эти идеи, чтобы сделать их более подходящими к собственной доктрине. В схеме четырех эпох две первые, относящиеся к Ветхому Завету и пришествию Христа, ушли в небытие. В третьей эпохе церковь принялась приумножать свои богатства, скупая земли и разлагаясь. Все это заканчивалось провозглашением новых «апостолов» и призывом истребить папу, духовенство, монахов, нищенствующих и отшельников. Четвертая, новая эпоха, характеризуемая всеобщим миром, должна была породить по-настоящему святого понтифика, ангелоподобного папу, о котором говорил Иоахим Флорский. Это было место, которое Дольчино присмотрел для себя. В остальном из-за преследования дьявольской церкви было необходимо жить скрытно, но бороться за искоренение зла.

― Когда нас настигала инквизиция, ― продолжал говорить преступник, ― мы, апостолы, искали свою гору Сион, так говорил Дольчино, надеясь найти ее между Новарой и Верчелли, в Паред Кальва, диком, труднопроходимом месте. Что будет дальше, мы не знали. У нас было легкое вооружение, маленький отряд. К концу лета мы пришли на место. Инквизиторам было с нами не справиться, мы чувствовали себя еще сильнее. Мы выдерживали атаки собак наемников, которых послал епископ Авогадро. Это был настоящий крестовый поход, да… Они осаждали нас до наступления зимы. Они не смогли победить нас оружием и думали, что смогут сделать это голодом и холодом. Мы тогда спустились в долину, ускользнув от них, и грабили все на своем пути. Мы забирали всю еду в городах, а кто сопротивлялся, тот умирал, вот так, ― с ностальгией в глазах рассказывал преступник. ― Наступила ужасная зима, каждый новый день был холоднее предыдущего, мороз не спадал. Замерзла вода в ручьях, подход к долине стал невозможен из-за снега и льда. Слабые болели и умирали. Еды совсем не осталось ― ни собачины, ни конины, не было никаких животных в Паред Кальва. От нас остались кожа да кости, мы разрывали снег и искали корни, траву, листья… Мы даже стали есть мертвецов, ― произнес он с дьявольской улыбкой.

― Но когда Дольчино приказал оставить этот лагерь, не было желающих… ― уточнил Данте.

― Не все мы хотели гибнуть в немыслимом путешествии по замерзшим горам, ― ответил бегин, улыбка словно прилипла к его лицу. ― Дольчино потерял поддержку и удачу. Мы всегда знали, чего хотим, и не собирались становиться мучениками из-за какого-то человека. Даже если он был святым папой… ― добавил он язвительно.

― То есть вы не были соратниками? ― удивленно уточнил Данте.

― Мы были соратниками, но не его, ― с нескрываемым удовлетворением ответил бегин. ― Оставаться в могиле Паред Кальва тоже было самоубийством. Остались только умирающие, мы молча ушли весенней ночью. Дольчино сказал идти к Верчелли или Бьелла, по немыслимым дорогам. С помощью пастухов, которые знали эту чертову землю, мы выбрались из холодных, суровых гор. Во Фландрии нет чертовых гор, — пояснил он с тоской, но тут же лицо его снова окаменело. ― Люди проклинали нас! А ведь совсем недавно они восхищались нашим мужеством и целовали зад Дольчино. Любовь превратилась в ненависть, ― проговорил он с отвращением. ― Мы шли по очень бедным землям, Дольчино знал, что жить там невозможно. Епископ тоже, и так как он искал Дольчино, то ни на кого больше внимания не обращал. Так нам удалось ускользнуть, ― заключил бегин, самодовольно улыбаясь.

Поэтому с Дольчино остались только несколько сотен последователей. Когда они вышли из убежища в Паред Кальва в марте 1306 года, возможности для побега были так малы, что он пустился в эпическое путешествие через горы, покрытые льдом и снегом.